Застава, к бою!
Шрифт:
— Гена, — опустился я. — Покажи-ка.
Малюга снова что-то промычал и отмахнулся, пряча от меня нижнюю часть лица.
— Покажи-покажи. Не бойся.
Гена зыркнул на меня волчьим взглядом. На миг мы с ним застыли, сверля друг друга глазами. Отрывистое дыхание перепуганного человека, выдавало в его взгляде скорее страх, чем какую-то злость.
— Да дай ты посмотреть, что прячешься? — Спросил я беззлобно.
Малюга зыркнул уже на Матузного, потом снова на меня, и опустил предплечье, которым
— М-д-а-а… Дела… — Сказал я, всматриваясь ему в лицо.
Половина нижней части его лица страшно опухла. На щеке открылись многочисленные ссадины от удара прикладом. Но это были семечки. Челюсть солдата выскочила из суставов и неестественно сдвинулась влево так, что он не мог ни открыть ее, ни закрыть.
— Дай посмотреть, открой рот, как сможешь, — сказал я.
Малюга приоткрыл рот, скривили от боли. Я заметил там только несколько выбитых зубов, но перелома самой челюсти, по всей видимости, не было. По крайней мере, по внешним признакам.
— Вставай, — бросил я, — давай.
Малюга тут же замычал, замахал руками.
— Вставай, говорю. Нормально все будет.
Он недоуменно и даже с каким-то удивлением посмотрел на меня. Под заинтересованными взглядами еще нескольких бойцов поднялся.
— Стой ровно.
Малюга выпрямился. Не успел он моргнуть, как я просто дал ему с левой прямо в челюсть. Отчетливо щелкнуло. Малюга замычал, согнулся. Мы с Матузным поспешили поддержать его, что б тот не упал.
— Тихо… Тихо-тихо… — Успокаивал его я.
— М-м-м-м… Сука! — Заорал Малюга и резко выпрямился, вырвал у нас с Матузным руки.
А потом разразился чудовищным матом, схватился за лицо от боли. Когда закончил и успокоился, стал на меня кричать:
— Ты че творишь?! Добить меня решил! Мне душман и так чуть челюсть не свернул, а ты решил все! Прикончить меня, что б не мучился?!
— Че, встала на место? — Пропустив его претензии мимо ушей, ухмыльнулся я и сложил руки на груди.
Злое лицо Гены медленно изменило выражение на изумленное. Малюга просто застыл в каком-то шоке. Физиономия его удивленно вытянулась, а глаза расширились. Он пооткрывал рот, подвигал челюстью. Покривился от боли. Потом, уставившись на меня, сказал:
— Кажись, встала.
— Ну и хорошо, — я хлопнул его по плечу, — воевать сподручней, когда все кости на месте, да?
— С-спасибо, — изумленно проговорил Гена заикнувшись.
— Ану, клацни зубами, — пристал к нему удивленный Матузный.
— Чего?!
— Зубами, говорю, клацни! По-моему, все равно она у тебя чуть кривая.
— Да иди ты в баню! — Разозлился на него Малюга, — уже не кривая! Я ж чувствую! Все на месте!
— А мне кажется, косит чутка.
— Да иди ты!
— Косит-косит! Генка всех девок распугает, как домой приедет! —
Малюга обернулся и послал шутника матом. Бойцы, что находились рядом, дружно рассмеялись.
— Не косит. Все у тебя там нормально. — Сказал я.
У забора, с левой стороны бреши вдруг пограничники вдруг забеспокоились.
— Это что на нем?! — Крикнул вдруг Миша Солодов, схватив пленного душмана за капюшон плащ-палатки.
Дух в ответ странно, даже с какой-то надменностью покосился на пограничника.
— С кого эта падла ее сняла?!
— И ремень, — мрачно сказал Сагдиев, кивнув стволом висевшего на ремне автомата на душмана, — ремень с советской бляхой.
Сагдиев, Солодов и еще двое погранцов окружили обоих духов, стоявших на коленях со связанными за спиной руками.
Остальные, кто был свободен от наблюдения, смотрели на товарищей с недоумением.
— Снял с кого-то, сучий сын, — повторил Солодов, сквозь зубы, — снял с кого-то из наших. С погибшего!
Он подошел к худощавому, схватила его за ворот рубахи.
— Признавайся, скотина, с наших погибших снял, а?
Душман, не понимавший русской речи, волком уставился на Солодова.
— Чего вылупился?!
— Что вы тут галдеж разводите? — подошел к ним я.
— Душманье нарядилось в вещи советских солдат, — угрюмо сказал Сагдиев, снова указывая на ремень худощавого.
Один из пограничников обошел молодого духа. Увидев что-то, он опустился к душману за спиной. Поковырялся немного, а потом поднялся, держа в руках наручные часы на ремешке.
— Наши. Советского производства! — Сказал он и торопливо подошел ко мне, сунул часы.
Я взял. Это была старинная «Юность» на рваном кожаном ремешке и с лопнутым циферблатом.
Я приложил часы к уху. Они стояли. Кажется, сломались. Либо дух такими уже их нашел, либо часы встали уже после того, как душман стал их носить.
Солодов сплюнул.
— Мародерствуют, падлы. Обирают наших погибших солдат!
Я посмотрел на бойцов.
— Снимите с него пояс и плащ-палатку, — сказал я, — обыщите обоих еще раз. Если что трофейное найдете — отобрать.
Погранцы принялись выполнять приказ.
Потом я увидел, как со стороны дувала к нам идут несколько пограничников. Это были Стас Алейников и Семипалов. Вел их Мартынов.
Когда они подошли, старший сержант хотел что-то мне сказать, но уставился на пленных душманов.
— Задержали? — Спросил он.
— Этот не простой, — я кивнул на худощавого, — побогаче остальных одет. Нужно, чтобы Алим с Тараном его допросили. Вдруг, что полезного скажет.
Мартынов кивнул.
— Эти суки — мародеры, — вдруг влез Миша Солодов, — мы при них нашли ремень солдатский. Наш.