Застава, к бою!
Шрифт:
— Виноват. Товарищ лейтенант, разрешите доложить?!
— Докладывайте, — кисловато ответил Пуганьков.
— Младщий сержант Селихов отлучился, чтобы отвести старшего сержанта Нарыва к раненным. Ему стало плохо.
— Вот так, значит, да? — недовольно пробурчал Пуганьков, — Я прислал к вам отделение системщиков, чтобы усилить оборону правого фланга. Комтех Бричкин доложил мне, что они с Селиховым «решили», что этого не требуется, после чего системщики вернулись на свою позицию, у склада. Кто мне скажет, что это такое было?
Чувствуя
— Рядовой Сагдиев, вы слышали этот разговор ваших командиров?
— Так точно, товарищ лейтенант, — пожал плечами Сагдиев. — Но… Но, если сказать честно, не полностью. Так, одним ушком.
— Ага… Одним ушком, значит, — недовольно выдохнул Пуганьков, — кто еще слышал этот разговор? Все слышали? Очень хорошо. Со слов Бричкина, когда его отделение подошло к вашему, им стало ясно, что стрелковая позиция не слишком удобна, чтобы разместить тут столько людей. Это так сказал Селихов, правильно?
Малюга, неловко ворочая челюстью, попросил обратиться к лейтенанту. Пуганьков разрешил.
— Товарищ лейтенант, да это и так было видно! Брешь узкая, а от конюшни остались одни развалины. Там стрелковые позиции не организовать! Системщики хотели доложить об этом вам и ждать распоряжения, но вы были заняты в комнате связи и сигналисзации! Тогда комтех решил просто вернуться на левый фланг, опасаясь, что противник может напасть в любой момент!
— Да почему же здесь негде организовать стрелковые позиции, а?! Места вон сколько!
Теперь к лейтенанту обратился Матузный.
— Товарищ Лейтенант, да мы как только стали позиции обеих отделений прикидывать, младший сержант Селихов тут же сказал, что втиснуть нас всех сюда будет невозможно. Что у половины просто линий не будет. Строй плотный, если граната залетит — все. Баста!
Пуганьков замолчал. Со всей мрачностью, которую только смог изобразить, он уставился на солдат отделения хвостов, что выстроились перед ним.
— У меня был однозначный приказ. Селихов подначил Бричкина его не исполнять. Что это такое? Что за неисполнение? Где ваша дисциплина?
— Товарищ лейтенант, ну тут вы не правы, — пожал плечами Миша Солодов, — при всем к вам уважении — два отделения с этой стороны никак не поставить. Как мы не думали, как не крутились, было ясно, что эффективно оборону в таком количестве не организовать.
— Ага! Верно! Саша сразу сказал, как только комтех своих привел! — Подтвердил Малюга, — комтех чуть-чуть поеерепенился, мол приказ есть приказ, но когда стали думать, как всех разместить, оказалось, и правда неудобно получается! Слишком плотно, а четверть бойцов, в таком случае, просто линий обстрела не получали! Получается, будут сидеть в холостую!
— Отставить мне всю эту самодеятельность! — Крикнул разозлившийся Пуганьков немного сломавшимся голосом, — еще раз спрашиваю: что это такое?! Что младший сержант Селихов себе позволяет?!
Когда Пуганьков, гордый собой, что так «рубит правду-матку», прямо перед строем, закончил, то заметил, как странно помрачнели все солдаты.
— Вы это про Сашу зря так, — проговорил Матузный холодно.
Пуганьков аж удивился. Быстро-быстро заморгал.
— Что это значит, рядовой Матузный? И вообще! Обратитесь по форме!
Однако вместо Матузного заговорил Сагдиев. Заговорил также недовольно и даже угрюмо:
— Нехорошо так, товарищ Лейтенант, говорит про Селихова. Извините, конечно, но вы это все неправильно говорите. Передергиваете.
Пуганьков испугался, видя, как пограничники защищают неприятного ему Сашу Селихова. Испугался их слов и особенно решительных взглядов. Однако замполит приложил все усилия, чтобы не выдать своих эмоций. Как показалось Пуганькову, это у него получилось.
— Что значит, передергиваю?! — Напористо спросил Пуганьков, стараясь сохранит лицо перед бойцами, — отделение, что вы себе позволяете?! Этот Селихов у вас тут всю дисциплину разлагает! Вот он что делает!
— Уж простите, — начал Малюга, немного коверкая слова, — товарищ лейтенант, но мы вам не позволим так про Сашу говорить.
— Как это, не позволите?! Да что все это значит! — Растерялся, а от этого разозлился Пуганьков.
— То и значит, товарищ лейтенант, что Сашка мне сегодня ночью жизнь спас, — сказал Малюга твердо.
— И мне тоже спас, — невозмутимо вклинился Матузный.
— И мне спас! — Дополнил Сагдиев.
— И мне!
— И мне тоже, товарищ лейтенант!
— И мне спас! Если б ни он, в рукопашной бы я сегодня все! Погиб бы!
— Ну! Я тоже!
— Если б не он, мы б так в конюшне и остались! Прям под крышей похороненные!
— Да!
— Точно!
Каждое «и мне», что раздалось из строя, било по уверенности Пуганькова, словно хлесткой пощечиной по лицу. Ему казалось, что с каждым новым словом пограничников в защиту Селихова, он сам будто бы становился на добрый сантиметр ниже.
Замполит даже попятился.
— Отставить… — Нерешительно сказал он, потом все же собрался с силами и крикнул: — Отставить разговоры!
Пограничники все как один замолчали. Стали смирно перед замполитом.
— Товарищ лейтенант, — неожиданно раздался голос Селихова за спиной Пуганькова. Тот аж вздрогнул. Обернулся.
Селихов, стройный, широкоплечий и поджарый стоял прямо перед ним. Его удивительно суровое для восемнадцатилетнего парня лицо почему-то напугало Пуганьква. А внимательные голубые глаза показались замполиту холодными и… бывалыми. Пуганьков сглотнул.