Застава, к бою!
Шрифт:
Пуганьков не успел договорить. Все потому, что мы услышали громкий голос Черепанова.
— Да! Так точно, товарищ капитан!
Мы с Пуганьковым почти синхронно обернулись. Черепанов бежал к нам с правого края дувала, неся на плече подсумок с радиостанцией. При этом прапорщик прижимал к уху наушник гарнитуры.
— Принято, Броня-1. Конец связи! — Сказал он, подбежав к нам и стягивая с головы наушники. После он обратился к Пуганькову: — Товарищ лейтенант, противник бежит. Танковый взвод готов наступать. Капитан
Внезапно Пуганьков, услышавший доклад прапорщика, переменился в лице. Удивленно вскинул брови.
— Наступать? Что вы имеете в виду, товарищ прапорщик?
— Старшина говорит о контрударе, товарищ лейтенант, — сказал я невозмутимо. — Медлить нельзя. Мы ждем вашего приказания.
Глава 21
Пуганьков уставился на меня удивленным взглядом. Потом глянул и на Черепанова. В глазах прапорщика застыл немой вопрос.
Лейтенант колебался, и я это видел.
Готов поспорить, в этот самый момент Черепанов думал о том, что у меня не вышло переубедить Пуганькова. Что прямо сейчас неопытный лейтенант Миша Пуганьков, замполит с заставы Шамабад, просто пойдет в отказ. Побоится принять такое важное решение.
Пуганьков нам не ответил. Лично нам. Вместо этого он закричал:
— Застава, готовимся к наступлению! Выдавить врага с территории Союза Советских Социалистических республик!
Я глянул на Черепанова. На лице прапорщика отразилось величайшее облегчение. Мне показалось, он даже тихонько выдохнул, но так, чтобы лейтенант Пуганьков сам этого не заметил.
— Танки надо поддержать пехотой, — сказал я, — организовать контрудар. И быстро. Нельзя, чтобы они рассеялись по округе. Нужно прихлопнуть их сегодня, сейчас. Обезопасить эту часть Границы. К тому же они все еще могут что-нибудь предпринять. Не стоит недооценивать врага.
— Что-то предпринять? Новый приступ? — Хмыкнул Черепанов, — да это нужно быть законченным идиотом, чтобы попытаться пойти на нас в четвертый раз.
— Помнится мне, — я глянул на Пуганькова, — товарищ лейтенант говорил о том, что мы имеем дело с радикалами.
Лицо Пуганькова сделалось задумчивым.
— Меня немного инструктировали относительно банды Юсуфзы, — кивнул он и продолжил ученым, несколько менторским тоном, — да, признаки радикализма в их, так сказать, квазиидеологии имеются. Я как-то даже читал методические материалы по личностям главы бандитов и его сыновей. Те, что, конечно, наша разведка передала в пользование Тарану.
Он снова задумался на мгновение. Поднял взгляд к серому небу.
— Если слова Наби правдивы… Если сам Юсуфза и трое из его братьев погибли, а один сидит у нас на Шамабаде, значит, бандой командует этот самый Имран. Я читал, что нрав у него вспыльчивый.
— Если он еще и идиот, могут попытаться снова отковать, — ухмыльнулся
— Они шииты, — продолжил Пуганьков, — в их ответвлении ислама любая смерть во время джихада — почет для моджахеддин. Даже самоубийственная.
— Я говорю не о наступлении, — покачал я головой отрицательно, — хоть на какие-то силы для удара они собрать уже не смогут.
— Тогда о чем? — Приподнял бровь Черепанов.
— О ловушках, товарищ прапорщик, — заглянул я Черепанову в глаза. — Душманы — коварные бойцы. Потому не стоит думать, что мы просто пойдем в контратаку и разгоним их как перепуганное стадо овец.
Пуганьков со Старшиной внезапно сделались очень угрюмыми. Переглянулись. И ничего мне не ответили.
— Ну ладно, товарищи, — сказал я и поправил фуражку, — хватит нам лясы точить. Воевать пора.
Имран прыгнул в сторону, когда пулеметная очередь принялась вырывать клочки земли почти у него под ногами.
Когда молодой главарь банды упал на землю, воздух с хрипом вышел у него из легких. Он замер. Притворился мертвым на несколько мгновений и стал молить Аллаха, чтобы пулеметчик шурави решил, что уже расправился с ним.
Нет, Имран не боялся смерти, но и так бесславно погибать он тоже не собирался. Быть убитым как простой, самый обычный моджахеддин — недостойно для сына Юсуфзы, в чьих жилах течет древняя знатная кровь.
Имран опасливо поднял голову. Стал оглядываться.
Моджахеддин бежали. Тут и там пытались они как можно скорее покинуть поле боя. Падали, погибали. В панике и с криками бросали оружие, спеша к Пянджу.
Имран сплюнул грязь, почувствовал, как песок неприятно хрустит на зубах. Потом прогорел на выдохе:
— Позор. Позор на ваши головы, трусы…
Выждав еще немного, Имран принялся ползти куда-то вперед, к реке.
Вокруг шумело и хлопало. Оглушительно звучали вражеские выстрелы. Вопили паникующие и умирающие моджахеддин.
Время от времени недалеко от Имрана ложилась шальная пуля. Тогда он пригибал голову, не зная, случайность это, или кто-то заметил его и теперь открыл огонь, чтобы его добить.
Укрытие он нашел быстро. Просто сполз в воронку от разорвавшегося танкового снаряда, которую заприметил еще, когда отступал к берегу. Скатившись вниз, он оказался на ее дне, рядом с каким-то мертвым моджахедом.
Переводя дыхание, Имран перевернулся на спину.
— Нет… Я так не умру, — Прошептал он, — Аллах, дай мне сил погибнуть как подобает истинному моджахеддин. Дай мне сил забрать с собой как можно больше врагов и не посрамить доброе имя своего рода.
Внезапно мертвое тело зашевелилось. Имран вздрогнул, поднял голову, чтобы посмотреть, в чем дело.