Застывший Бог
Шрифт:
Я доверчиво кивнул и взгромоздился за стол.
О том что меня слегка надули, я понял уже к вечеру.
В тот день я делал в избе генеральную уборку.
Все прибрал, протер по лавкам и полкам пыль, вымел чисто полы в горнице. Дед на охоту пошел, долго его еще не будет... Я окинул сиявшую чистотой комнату. Вроде все уже было сделано, но раззодорившись уборкой хотелось достигнуть какого-то уж совсем отчетливого полного и завершенного идеала. Не то чтобы я был таким уж поборником чистоты, и любителем уборки, возможно, как раз наоборот. Но героически преодолев нелюбимый процесс, мужественно взяв эту вершину духа, остановится было уже трудно. Я забрался
Точно – дедов Перун!
Я подбежал к печке, схватил тайную ручку, просунул её в дырку от сучка на полу, отворил с натугой половицу, и слез вниз. Кумир в тайной комнате был все такой же – таращился суровыми глазами. Собственно, только вот эти глаза – два ярко-синих камушка под насупленными кустистыми бровями, и блестели отблесками на потемневшем серебряном лице. Даже золотые длинные, свисающие на грудь усы, казалось несколько потеряли блеск.
Я упер руки в бока, и по-хозяйски осмотрел хмурого кумира.
– Непорядок! – Критически покачал я головой. На фоне хрустящей и звеневшей чистоты всей остального дома, кумир выглядел явно запущенным.
Весь вид ты мне портишь, – посетовал я, и решительно перекинув тряпку на плечо, направился к Перуну. Чтобы снять с кумира автомат, пришлось подтащить два ящика с соседней полки. Хорошо хоть, оружие висело у кумира на трехточечном ремне, который не надо было перекидывать через голову, – просто расстегивался фастекс-карабинчик, у меня такой же на поясной сумочке был. Нжатие на карабинчик, – и автомат обвалился мне на руки, чуть не сковырнув меня своей тяжестью с ящиков. Я с кряхтением слез и на двух руках дотащил автомат на до полки. Уф, тяжелый...
Вот теперь можно было приниматься и за Кумира. Всякой новомодной химии дед в доме не держал, но все же я знал, где на кухне найти нужное. У деда был там гигантский запас советского еще зубного порошка в круглых белых баночках. Я сбегал наверх, вооружился такой вот баночкой вместе со старой зубной щеткой, которой дед чистил ложки, вернулся, и снова взгромоздился на табурет.
Щедро намазав порошка на щетку, я начал водить ей по усам кумира.
– Надо-надо умываться по утрам и вечерам... – бормотал я, двигая щетку круговыми движениями. Через минуту я прервался и посмотрел на дело рук своих – левый конец Перунового уса заблестел лучше нового! Воодушевлённый успехом я с новой силой начал наяривать зубной щеткой. Кумирово лицо, перемазанное порошком особого довольства не выражало.
– Терпи – пропыхтел я. – Чистота – залог здоровья. – Ишь... как себя запустил. Ты когда умывался-то в последний раз, дядя? Ничего... Я из тебя сделаю человека. Щас вот... и по глазам пройдусь...
С охоты дед вернулся в вечор. А посвежевшего кумира увидел через два дня, когда спустился вместе с Мишкой, чтоб подобрать взять патронов для моего пистолета. Дед подошел к Перуну, с намереньем отвесить тому поклон, охнул, застыл с разведенными руками. Постоял так, и с великим чувством сказал такое слово, какое мама мне всегда говорить запрещала.
– Бдзынь! – пуля ударяет в черную качающуюся мишень, и размазывается по ней серым пятном. Мишеней у деда на заднем дворе много. Эта – хитрая. Черная стальная тарелка укреплена на столбике с маятниковым противовесом. Качнешь её – начнет мотаться туда-сюда, как маятник в часах. В такую мишень попадать гораздо сложнее, чем в неподвижную. Сперва я мазал много, а дед ехидничал, мол, – в жизни никто не будет стоять столбом и ждать пока нацелишься. Все двигаются,
– Бдзынь,!- не отрывая приклад от плеча движением правой ладони вверх поднимаю стебель затвора, тут-же большим пальцем цепляю затвор за пуговку на конце и веду назад. Золотистой искоркой вылетает из поля зрения гильза. – Теперь толкнуть пуговицу затвора ладонью вперед, и сбросить пальцами стебель вниз, тут указательный сам и оказывается на спусковом крючке. Повел стволом – Бдзынь! – еще одна свинцовая клякса на мишени. – Бдзынь! – Дед говорит, так работать затвором, как он меня научил, работали еще советские снайперы-скорострельщики времен Великой Отечественной войны. Скорость огня из винтовки с ручной перезарядкой получалась не сильно ниже чем у самозарядок. Так всех немцев-захватчиков и перестреляли... У советских снайперов были мосинские винтовки, и у меня – малокалиберная “тозовка” с отъемным магазином, и затвором который дед зовет “шпингалет”. Мне покамест и этой винтовочкой долго орудовать тяжеловато; если поставить винтовку рядом прикладом в землю, так она мне по грудь... Ствол при быстром переносе инерцией ведет, это в расчет брать надо... Да зато азартно. – Бдзынь! – Затвор вперед-назад, как волна – Бдзынь! Бдзныь! – Хлоп!, нет удара о тарелку, и очередной свинцовой кляксы на ней нет, зато дымок земляного праха взвился из насыпного вала у стены, – промазал!
– Пёс твою медь! – В досаде кричу я.
– Не ругайся, – бурчит сзади дед. – Дал бы я тебе подзатыльник, кабы бы не на огневом рубеже... – Ты откуда такое выучил?
– Сам так говорил! – обернулся я к деду головой, – когда полено себе на ногу уронил...
– Цыть, малец! Выискался ты на мою голову... Ты раз промазал, не ругайся. В бою после промаха времени соплями свистеть не будет. На то ты сейчас опыт и должен набрать, чтобы от промаха в панику не впасть, не начать частить неприцельной пальбой. Промазал – тут же учел почему, и поправился. Никакой песьей лаи, – мозги не тем должны быть заняты. Ну, чего застыл – давай работай!
Я снова обернулся к мишени.
Бдзынь!
Бдзынь!
Бдзынь! – Вышли патроны.
– Пустой!
– Контроль! – Ритуально напомнил дед.
Я вынул из винтовки маленький магазинчик, откатил затвор назад и показал пустой патронник деду.
– Добро, – кивнул старик. – На сегодня хватит. Пойдем чистить.
Я перехватил свой инструмент и понес к деревянному столу под навесом у задней стены дома. Там на расстеленной тряпице, можно счистить с винтовки нагар... Раскидали оружие на детали. У меня тех деталей в винтовке всего ничего, винтовка-то простая как валенок. В Марголине побольше. Дед рядом, по привычке левый ус в рот закусив, свой пистолет надраивает, – старую испанскую “Огненную Звезду”. Пробовал я с неё стрелять, небольшая но тяжелая, потому и отдачи никакой... Так дед говорит, а я-то отдачу весьма почувствовал. Еще дед говорит, что он в этот пистолет “врос”. Он из всего оружия хорошо лупит, но из своей звезды – виртуозно, Мне еще до него раком до Пекина... Ну ничего...
– Дед, – спрашиваю. – Я же уже хорошо стреляю?
– А-фту, – выплюнул дед кончик уса изо рта, – неплохо стреляешь. Но ты пока только с места палишь, чисто спортсмен-стендовик. Надо тебя в движении натаскивать стрелять, да по движущимся мишеням. Не таким как мой маятник, что по одной траектории елозит, а по таким, чтобы ты не знал куда она в следующий момент вильнет. Как подрастешь чуть, надо будет тебя к деде Феде везти.
– Кто такой?
– Наш. – Сказал старик, и я уже знал что это значит – Дядя Федя местных государевых людей обучает в тренировочном центре. У него-то возможностей тебя натаскать побольше чем у меня.