Застывший Бог
Шрифт:
Чем хуже человек знает свой язык, тем проще его обмануть, заморочить, запутать. Чем больше человек использует непонятных как правило иностранных слов, тем больше шанс, что это обманщик, который будет вас надувать. Но что делать если целый народ теряет глубинные связи своего языка? Может правы китайцы, которые в свое время на государственном уровне устраивали “поновление слов”, чтобы избавить их от наслоений смыслов, вернуть им прежнюю ясность? А пока русский язык усыхал. Под присмотром одаренных академиков-русистов он почти потерял возможность к словообразованию за счет своих внутренних – неисчерпаемых! – резервов. Человек, которому в голову вбили
Вот мои однокашники на перемене пересмешничают и подтрунивают друг над другом. Особенно достается добродушному тугодуму Петьке Сенцову. Вконец задавленный насмешками красный Сенцов добродушно-просительно гудит: – да ладно ребя, хватит стебаться...
Стебать – это собственно старое “стегать”. Тут Сенцов прав, стегнуть словом можно даже больнее чем хлыстом. А вот окончание “ся” лишнее, ведь это приросшая в конце слова старая форма слова “себя”. “Повесить-ся” значит – повесить себя, поранить-ся – поранить себя. Стебать-ся – стегать себя. Но Сенцова стегут другие... По той же причине крайне нелепо звучит фраза “он ругался на человека”. Правильно было бы – “он ругал на человека”. Это звучит непривычно уху выращенных на “механически” заученном русском. Хотя если взять фразу он “кричал на человека”, – то она непривычной им не кажется. А если сказать “он кричался на человека”, – их покоробит.
Что нам привычно, – то мы и считаем правильным.
Я не поправлял одноклассников. Вряд ли эти знания помогли бы им в жизни, и только вызывали бы дополнительную путаницу и размолвки с учителями... Но однажды на перемене все же случайно разговорился про старину. Это случилось, когда Пашка Будяков проносясь мимо Маринки Куваевой от избытка молодецкой удали в очередной раз дернул её за косу.
– Задолбал ты уже, Будяков! – Рявкнула Маринка разворачиваясь к обидчику. Девочка она была для своих лет внушительная. А если я тебя так дерну?!
– За что ж ты меня дернешь? – Зубоскаля осведомился Будяков, удерживаясь на безопасной дистанции, (удивительно, но дети в своих играх чувствуют эту дистанцию лучше чем взрослые, а потом с возрастом забывают); – у меня то ведь косы нет, гы-гы-гы!
– Есть у тебя коса, – брякнул я с подоконника на котором восседал. – В старину предки волосы на голове называли “коса”, причем любой длинны, даже такие коротенькие как у тебя.
– Предки, – это родители что-ли? – Удивился Будяков, машинально проводя рукой по своему коротко стриженному светлому ежику.
– Пра-пра-пра-пра-пра-и еще много пра-прадеды родителей. А у сербов, – это народ такой, – до сих пор так и сохранилось, волосы это – “коса”. Поэтому когда говорит “я заплела волосы в косу”, это звучит слегка дурковато, как масло маслянное. Сейчас это забыли, но одно производное слово сохранилось – “космы”; ну типа “волосищи спутанные”.
– Ай-й! – Вякнул Будяков. В разговоре со мной он потерял бдительность, чем не преминула воспользоваться Маринка. Непонятно как она умудрилась ухватить его за ежик, но дернула от души и теперь убегала по коридору довольно хохоча. Было в её довольном гоготе и беге что-то лошадиное...
– Из-за тебя все, Поморцев, – пожаловался пострадавший Будяков. Блин, оказывается мы все с косичками как бабы ходим... Слушай, – спросил он меня – а руки как в старину называли?
–
– А ноги?
– Нози.
– А туловище?
– Так и называли. Тулово. От слова “туло”, – тайное, скрытое место. В туловище ведь все важные органы скрыты. Кстати, ему однокоренное слово “тыл”, и “затылок”.
– А голова?
– Так же. Голова. Глава. Происходит от санскритского “Гола”, – то есть “Шар”. Вон, у географички в классе “Глобус” – латинское название, а все от того же самого слова.
– Ну а кости?!
– Так же почти. Кость – Кощь. Про Кощей Бессмертного слыхал сказку? Так он “Костлявец Бессмертный”, если по-современному. Еще “Кощеями” позже невольников стали называть, – видимо они тоже в плену с жиру-то не лопались...
– Слушай, а черепушка как?
– Лоб.
– Лоб?
– Ага, раньше череп назывался “лоб”. – Подтвердил я. – А то что мы теперь лбом называем – у них было “чело”. А “черепом” предки глиняные горшки называли. Глаза вот, раньше тоже назывались “очи”. А само слово глаз, от иноземного “гласс” – стекло, стеклянный шарик. Выходит, если мы говорим например, “щас как дам тебе по черепу, так что глаза* повылазят”, то для нашего предка это звучало бы как жуткий жаргон – “щас как дам тебе по горшку, так что стекляшки повылезут”. Так вот жаргон выходит за сотни лет стал литературной нормой, теперь даже учителя слова глаза и череп приличными считают. А борются с другими жаргонизмами, которые через пару сотен лет тоже войдут в литературный язык.
– Да погоди ты со своими нормами... – Перебил меня Марик Мартынов. – Слушай, а вот тут вот, – он похлопал себя по бедрам. – Как называется? У девчонок?
– Лядвеи... В старых сказках обязательно с добавкой “лядвеи белыя”. Тогда ведь юбки длинные носили, и моды загорать в купальниках еще не было, поэтому с загаром у лядвей был напряг...
Тут ко мне подскочил поближе дотоле молча слушавший Ванька Скворцов. Другие ребята тоже начали подтягиваться.
– А здесь у них как? – Скворцов хлопнул себя по заду. – У девчонок? Ну, ягодицы которые...
– Вот кстати про ягодицы, на русском севере так очень долго называли щеки.
– Врешь!
– Да правда, они ж тоже выпуклые. А вот тут – “щеглы”, по современному – скулы.
– Гы-гы-гы, заржал справа Марик Мартынов. Буду теперь к девчонкам подходить, – поцелуйте меня в обе ягодицы.
– Га-га-га! – Заржали вокруг ребята в полном восторге.
– Слушай, – посунулся ко мне Будяков. – А “залупа” как по-старинному будет?
– Так и будет. Слово-то само старое. Луп – это по-старинному “шкура”, кожа”. Вот соответственно это место “закожьем” и назвали. У предков ничего просто так не называлось, все со смыслом. И ничего в этом слове неприличного нет.
– Ну а сам... этот... он как?
– Да так и будет, – писюн. В санскрите вон, слово “пасас” то же самое обозначает. И мы до сих пор говорим, когда приспичит, – пойду, мол, пассу... – Происходит это все... – я почесал затылок вспоминая, – от санскритского “пуш”, – “бурно расти, возрастать”. У нас в этом “пуш”, “ш” на “ч” сменилось, – получилось “пуч”. Вспомните, когда говорят “в пучинах вод”; пучины – это выпуклости воды, то есть волны. “ВыПУклый” кстати тоже ведь однокоренное слово. Приставка “ви” у древних означало усиление значения, то есть ВЫ-ПУ-клый, – сильно выросший, вздувшийся. Вот и когда у нас живот раздувает, мы говорим – пучит. Ну и выходит когда этот, который ниже живота... с ним то же самое.