Затмение: Корона

Ширли Джон

— Она что-то про Ван Гога бормотала. И про то, как ты потерял ухо. Она говорила, что ты на драчливого кота без уха похож. Я имею в виду, что она хотела подарить тебе одно своё ухо, чтоб тебе его пересадили взамен отстреленного. Чтобы у тебя было два нормальных уха. Хирурги его присобачат так, что оно будет выглядеть симметричным родному, обработают подавляющими отторжение органов препаратами и всякое такое. Как только тебе его имплантируют... Ты пойми, это действительно было бы очень кстати. Мы так устали тебя одноухим видеть. Если честно... — он мрачно усмехнулся, — нам

страшно смотреть на твоё лицо.

Нью-Йорк

— Вероятно, я вовремя убрался из Парижа, — сказал Смок. — У них возникли проблемы сразу после моего отбытия. Через день.

— Ты в порядке? — Изображение Алюэтт сжималось и расширялось на экране, словно им играли на баяне, покачиваясь то влево, то вправо. Затем стабилизировалось. В Мексике видеофонная связь оставляла желать много лучшего.

— Да, я в порядке. В меня даже не попали. Но кое-кого... — Он осёкся, раздумывая, что именно ей можно рассказать. Она ведь по-прежнему всего лишь девочка. Она оставалась с ним в госпитале, пока Смока выхаживали после вашингтонского покушения; она понимала, что ему — и всему Сопротивлению — грозит опасность. Но, вероятно, пока что не следует рассказывать ей о бойне в поезде. — В общем, мы осуществили всё задуманное, — закончил он неуверенно.

Смок сидел в принадлежащем Бадуа сравнительно скромном номере нью-йоркского отеля «Фудзи-Хилтон», откинувшись в удобном кресле и глядя через прозрачную стену, как над Манхэттеном угасает закат. В профильтрованных смогом сумерках город казался скоплением тлеющих окурков. Он устал, из-за перелётов у него сбились циркадные ритмы, но со сном он боролся. Столько ещё работы. Он даже не распаковал вещи. Рядом с креслом на сервировочном столике стояла консоль, и Смок отстучал заказ на чашку эспрессо. Пластиковая чашка возникла в отверстии, и автомат налил в неё горячего чёрного кофе.

— А ты– то как, Алюэтт?

— Я в порядке. Я по тебе скучаю. Тут ещё кое-кто хочет тебя видеть.

Она пощёлкала языком и позвала кого-то невидимого на меринском диалекте. Ей на руку опустился ворон, скосив голову характерным дёрганым движением персонажа скверной анимации: недостаточно кадров в секунду.

— Ну, привет, Ричард, — сказал Смок.

Ворон встряхнулся и каркнул. Смок усмехнулся ему. Он вспомнил, как птица прибилась к нему на террасе разрушенного амстердамского здания. Они оба с тех пор многое пережили. Ворон связывал его с тем Джеком Смоком, которого нынче легко было принять за видение из кошмара: полубезумным бомжем, говорящим с птицами.

— Ты не собираешься прилететь меня повидать? — спросила Алюэтт таким тоном, словно вот-вот расплачется.

Смок ответил:

— Скоро! Как только смогу... У меня тут намечается медиаблиц, попытаюсь пробиться в большую Сеть... — Он помедлил, задумавшись, насколько безопасна эта линия. Особенно учитывая, что номер записан на Бадуа. У Бадуа своих врагов полно. Он даже не осмеливался упомянуть Хэнда по имени. — Я предприму кампанию с целью рассказать

людям, что в действительности там творится.

Она кивнула.

— У тебя охрана есть?

— Да. Телохранитель.

Он отхлебнул эспрессо. Неплохо для кофе из кредитного автомата.

— Он проверяет соседнюю комнату.

Он солгал. Не было у него телохранителя, да и не должно было быть. В присутствии телохранителей он становился подозрителен, а это чувство доставляло ему больше неудобств, чем риск обходиться без охраны вовсе. Кроме того, едва ли враги пронюхали, что Смок здесь.

— Ладно. Ты скоро прилетишь меня повидать?

— Да. А ты продолжаешь усердно заниматься?

— Я много всего учу. Хочешь, я тебе покажу, как мой чип работает? Спроси у меня что-нибудь по математике. Я тебе скажу, каким днём недели будет любой день любого года... например, двенадцатое апреля 3503-го.

— Да ладно, пустое. — Он подумал, что чипы превращают людей в подобия аутистов-савантов. — Я тебе верю. Я слышал, у тебя трансатлантический канал к Жерому-X протянут.

— У них в Лондоне никого нет, чтобы нормально с генетическими структурами поработать, ну я и взялась.

— А ты в курсе, что это за структуры?

— Не-а. Микроорганизмы какие-то.

— Угу.

Хорошо. Он не хотел доверять ей больше информации, чем требуется. Она и так знает достаточно, чтобы за неё опасаться. Он отхлебнул ещё эспрессо. Солнце окончательно опустилось за горизонт, закат утягивался туда же, словно рак-отшельник под панцирь; по всему городу стали заметны признаки подступающей ночи: огни стали ярче, засверкали из городских глубин, словно зрачки зверей джунглей на картинах Руссо. Всё новые и новые огни, теперь явственно электрические; каждый отмечал человека или группу людей.

Он размышлял, насколько близко подошли учёные ВА к созданию Расоселективного Вируса. Он раздумывал, сколько таких огней может погаснуть, если вирус будет пущен в ход.

Вскоре этот город может окутать тьма.

— Спутниковые новости говорят, что у вас там прошёл кислотный ливень, — сказала она. Вид у неё был скорее возбуждённый, чем встревоженный.

— Да. Ливень задержал посадку. Какой-то особенно кислый шторм. Я слышал, что такие вот ливни бомжей убивают за считанные часы. Впрочем, дожди в этом году не такие скверные, как в прошлые лет пять. Наверное, химия наконец устаканивается в биосферном круговороте. Глобальное потепление осложняет ситуацию, так что с уверенностью сказать тяжело...

— Они долгонько тянули с принятием законов.

— Да. С такими законами всегда долго тянут. У тебя там есть с кем играть?

— Со мной Джулио играет. Он мне показал, как скорпионов в пустыне ловить.

— Что?! За детьми там вообще присматривает кто-нибудь? Беттина?

— Она ещё не вернулась из Лондона. Завтра.

— Скажи, чтобы отзвонилась мне. И не смей играть со скорпионами в пустыне, Алюэтт.

Да, подумал он, не смей играть со скорпионами в пустыне. В каком угодно смысле.