Затмение: Полутень
Шрифт:
Уитчер перемотал видео и прибавил громкость. Они слышали обрывки разговора: в общей сложности, вероятно, процентов сорок.
— Извиняюсь за звук, — прокомментировал Уитчер. — Они говорили тихо. Там шум ветра и скрип обуви по снегу.
— Этого достаточно, — сказал Смок.
И они услышали, как Сэквилль-Уэст говорит:
— Мадам, четвёртая власть, будем откровенны, враждебна нашему делу. Масс-медиа надо приструнить. Мы... — неразборчиво. — Если чрезвычайные полномочия позволят... — неразборчиво. — ...неприемлемая ситуация, но мы можем принять строгие меры... — неразборчиво. — ...в сухом
Президент перестала хмуриться и расхохоталась во всё горло. Но тут же снова посерьёзнела.
— Вероятно, я смогу заручиться некоторыми полномочиями такого рода, взять в узду СМИ и Конгресс — был же, в конце концов, прецедент во Вторую мировую, когда медиа контролировались куда строже, чем людям позволяли знать. В Иракскую войну СМИ тоже посадили на короткий поводок. А у нас тоже война. Если я получу право контролировать деятельность медийщиков, я воспользуюсь этим правом, а когда я это сделаю, то повода ослаблять контроль не оставлю. Но чтобы сформировать полицейское государство, нам потребуется координация усилий с вашей... — неразборчиво. — ...не уверена насчёт графика. Тем временем мы устраним некоторых... — Неразборчиво.
Смок снова остановил воспроизведение.
— Это их встряхнёт. Ой, как славно это их встряхнёт.
— Твои сотрудники не зря свой хлеб едят, — сказал Уитчер.
— Сколько раз они с Бестер встречались? — внезапно спросил Смок.
— Четырежды за пару месяцев. Мы получили улики всех встреч. Но только в этом случае удалось записать диалог.
В остальных случаях встречи проходили под крышей, в обстановке строжайшей секретности.
— Наши авторы в СМИ для начала спросят: А с какой стати президент встречается с этим человеком втайне? И потом мы им подбросим этот диалог.
— Ага, думаю, что сработает.
Смока начинали беспокоить некоторые подспудные детали реакции Уитчера.
— Твои сотрудники, — повторил он. — Ты сказал: твои сотрудники. И НС. Ты не отождествляешь себя с НС. Ты их чураешься оттого, что у нас так много техников? — Он улыбнулся, словно извиняясь за лобовую критику. — Или потому, что рассматриваешь нас как свой... инструмент?
Уитчер пожал плечами. Губы его сжались в тонкую полоску. Глаза сузились. Он сунул руки в карманы решительным жестом, означавшим, что на него накатил очередной приступ паранойи.
— Не вижу никакого повода продолжать эти попытки докопаться до моих мотивов, Смок. Не пытайся менять коней на переправе, а?
Развернувшись, он вышел из комнаты и хлопнул дверью.
Ворон тихо каркнул, словно говоря Смоку: Что ты творишь, а?
— Ты прав, — пробормотал Смок. — Я повёл себя чересчур резко.
Но он начинал интуитивно понимать, зачем Уитчер спонсирует Новое Сопротивление.
Потому что политические планы Второго Альянса шли вразрез с планами самого Уитчера.
Казалось вероятным, что у Уитчера свои планы на этот мир.
ПерСт,
К Рассу штурмовики ВА явились в официальном третьем часу утра, но он в это время лежал на койке, пялясь в потолок широко раскрытыми глазами и споря сам с собой насчёт применения снотворных препаратов. Как только начнёшь ими закидываться, говорил он себе, так сразу и подсядешь. И тут же отвечал: Да ослабь ты свою чёртову удавку южноштатовского баптистского воспитания. Попустись, мать твою.
В этот момент в дверь позвонили. Он открыл и увидел ВАшников. Ну вот и всё, устало подумал он. Они за мной пришли. Мой черёд.
Но один из ВАшников сказал извинительно:
— Сэр, простите, пожалуйста, но председатель комитета Прегер просит вас немедленно явиться на чрезвычайное заседание.
Ещё не слишком хорошо соображая, он задумался, с какой стати его не известили по прямой линии, но тут же вспомнил, что экраны отключены. Лицо продолжало проецироваться на них.
— Ладно, — сказал он. И не испытал такого облегчения, какое обычно охватывает человека, которому сообщили, что его не арестуют.
Он распечатал себе деловой костюм, облачился в ещё тёплую одежду и последовал за ними в зал заседаний.
Члены комитета сидели за конференц-столом, имевшим форму отзеркаленной буквы S. Зал был освещён мягким бестенным ненаправленным светом.
Прегер сидел в центре, Джудит ван Кипс, как обычно, рядом с ним; следующим — доктор Тэйт, главный психиатр Колонии. Тэйт тоже выглядел уставшим, и сквозь перестроенные лицевой пластикой неестественно молодые черты тридцатипятилетнего человека начинало проступать его истинное обличье.
Напротив ван Кипс восседал бразилец Ганцио. Он был худощавый и темноглазый, с карандашной бородкой, обожал носить дорогие костюмы из настоящей ткани и даже сейчас, в три часа пополуночи, щеголял двубортным пиджаком лазурного оттенка с тёмно-синими лацканами. Он старательно разглаживал морщинки на пиджаке, заботясь о том, чтобы удачно выглядеть на камеру у потолка. По мнению Ганцио, эта камера записывала происходящее для последующей нарезки в выпуск новостей Колонии. Ганцио не знал, что Прегер давно уже отключил её.
Справа от Ганцио устроился Мессер-Креллман, официальный представитель профсоюза технарей. Сам он техником не был, а выполнял функции директорского лизоблюда. На лице Мессера-Креллмана, напоминавшем морду хорька, отражалась уместная степень усталой скуки.
Расс открыл дверь в разгар какой-то перепалки. Стоило ему зайти, как перепалка прекратилась. Присутствующие уставились на него, вежливо заулыбавшись.
Расс вспоминал, как Римплеров, профессора и Клэр, его дочку, сперва вежливо, затем всё более настойчиво отстраняли от заседаний комитета, исключали из диффузного ближнего круга нового Админа. Расс тогда входил в этот ближний круг. Официально, а во многом и функционально, он продолжал числиться в комитете. Фактически же — ступил на кривую дорожку к вылету из него.