Завет воды
Шрифт:
— Видите ли… возможно, и нет. Поскольку женщины выходят замуж и уезжают, здесь просто меньше записей о них. Они становятся частью других семей. Как будто, выйдя замуж, они просто исчезают.
Как моя мать, думает Мариамма.
— Спасибо, что привезли это. Чрезвычайно полезная информация. — Ума откидывается на стуле. — Итак… Мариамма, на общем вскрытии не обнаружено повреждений тела настолько серьезных, чтобы они могли привести к смерти вашего отца… Он утонул. — Она делает паузу, давая Мариамме возможность принять эту мысль. Если бы не болезнь, отец мог бы выплыть и спастись. Мариамма берет себя в руки и кивает, предлагая Уме продолжить. — Перед тем как проводить вскрытие мозга, я поговорила с доктором Дасом из неврологии, рассказала, что мне было известно. Он был рядом, когда я извлекала мозг. И мы кое-что увидели. Признаюсь,
По пути Ума рассказывает:
— Мозг нужно не меньше двух недель подержать в формалине, чтобы затвердел, а лучше даже подольше. Перед тем как идти сюда, я достала его из раствора, его можно брать в руки, но разрезать пока рано.
Срезы мозга — это такой патологоанатомический ритуал, проводимый посредством ножа и доски, когда мозг нарезают ломтями, как буханку хлеба.
— Кстати, в лаборатории нас ждет доктор Дас. Вы готовы?
Лаборатория мозга похожа на длинную прямоугольную кладовку с полками по двум сторонам и окном во всю стену в дальнем конце. Полки забиты пластмассовыми ведерками, как банки с краской в строительном магазине, вот только в этих ведерках хранятся мозги, в ожидании, пока они затвердеют. Свежий мозг, когда его извлекают, совсем мягкий и принимает форму любого сосуда, в который вы его положите. Чтобы в процессе затвердевания сохранить его изначальную форму, через кровеносные сосуды на нижней стороне продевают нить, а затем перевернутый мозг подвешивают в формалине, привязав нить к перекладине над верхней кромкой ведра.
Доктор Дас, сутуловатый, ничем не примечательный мужчина, терпеливо ждет их. На столе у окна, на подносе, прикрытый зеленой тканью, как поднимающееся тесто, лежит папин мозг.
Представив доктора, Ума бросает короткий взгляд на Мариамму и снимает ткань. Мозг отца чуть больше кокосового ореха. С нижней стороны, как стебель под соцветиями цветной капусты, располагается ствол мозга. С него, как развязанные шнурки, свисают черепные нервы, перерезанные Умой в процессе извлечения мозга из черепной коробки. По этим нервам шли сигналы от папиных глаз, ушей, носа и горла, давая ему возможность видеть, обонять, чувствовать вкусы, глотать и слышать. Грибовидные массивные отделы над стволом мозга — это два его полушария. Мозг отца выглядит так же, как любой другой мозг. Но это не так. Он хранил его уникальные воспоминания, каждую написанную им историю и те, что он мог бы написать; он хранил любовь к дочери. И хранит тайну того, зачем все же отец поехал в Мадрас.
— Как я сказала, — начинает Ума, — сначала я не увидела ничего необычного, но затем… — Она протягивает Мариамме лупу и показывает кончиком зонда: — Взгляните сюда, где лицевой и слуховой нервы входят в ствол мозга. Видите эту маленькую желтую бляшку на слуховом нерве? На любом другом мозге, и не будь со мной доктора Даса, я бы не обратила на это никакого внимания, тем более что с другой стороны я обнаружила точно такую же штуку. Но с учетом вашей семейной истории находка показалась важной. Я взяла небольшой образец этого нароста, перед тем как поместить мозг в формалин. Заморозила срез и вчера использовала более стойкий краситель. И увидела веретенообразные клетки, сложенные частоколом. Это акустическая невринома.
— Что объясняет потерю слуха, — говорит Мариамма.
— Да, — осторожно откашлявшись, вмешивается доктор Дас. Тело тихого хрупкого невролога как будто свободно парит внутри его белого халата. — Акустические невриномы не являются злокачественными в обычном смысле. Они не распространяются. Просто растут, очень-очень медленно. Но в этой тесной щели между внутренней частью черепа и внешней стороной ствола мозга образование размером с арахис сродни слону, втиснувшемуся в чулан, не правда ли? Опухоль начинается в тех волокнах слухового нерва, которые получают сигналы равновесия от внутреннего уха, от лабиринта. Но по мере роста она давит на волокна, влияющие на слух, как вы верно заметили. А когда становится еще больше, давит на лицевой нерв, расположенный рядом с ней, и вызывает парез одной стороны лица… — Он не спешит, дабы убедиться, что Мариамма следит за его мыслью. — У большинства моих пациентов с акустической невриномой она была диагностирована только с одной стороны. Но, учитывая, что у вашего отца опухоль оказалась двусторонней, и принимая во внимание вашу семейную историю, полагаю, у вашего
Она знает. У старушки, которая продает жасмин возле общежития, болезнь Реклингхаузена. Множество шишек под кожей растут у нее из подкожных нервов. Видимые части ее тела полностью покрыты грибовидными наростами, хотя они, кажется, совсем ее не беспокоят.
— Но у отца не было никаких образований на коже, ничего такого.
— Да, я знаю. Но, видите ли, существует вариант нейрофиброматоза, при котором поражений кожи мало или вовсе нет, и именно этот вариант вызывает акустические невриномы с обеих сторон. Иногда при этом имеются характерные доброкачественные опухоли и в других местах. На самом деле я думаю, что это может быть совершенно отдельное заболевание, не болезнь Реклингхаузена, но пока их объединяют в одно. И не так много сообщений о наследственном характере этого заболевания. Ваша семья уникальна.
Через полчаса доктор Рамасами и доктор Дас ушли. Мариамма попросила разрешения побыть еще немного в одиночестве в лаборатории мозга.
Ведерки на полках выстроились, как зрители. Она закрывает глаза. Стопы вросли в пол, она стоит, не шелохнувшись. Отец, наверное, так не смог бы, он бы, наверное, потерял равновесие и упал. Но она может стоять прямо даже с закрытыми глазами благодаря лабиринтам, органам равновесия, скрытым в костях черепа — по одному с каждой стороны. Внутри каждого лабиринта находятся три заполненных жидкостью полукружных канала, расположенных под углом друг к другу, как смыкающиеся кольца, они реагируют на движение жидкости внутри и тем самым определяют положение тела в пространстве и по слуховому нерву отправляют информацию об этом в мозг. В случае ее отца эти сигналы прерывались опухолью.
Дас назвал лабиринты «доказательством Бога». Когда Мариамма еще ребенком играла, вращаясь на месте, как дервиш, у нее кружилась голова, как только она останавливалась. Это потому, что жидкость в лабиринте, в полукружных каналах, еще продолжала крутиться, сообщая мозгу, что движение продолжается, хотя глаза говорили об обратном. Противоречивые сигналы заставляли Мариамму шататься, как пьяную, а иногда ее даже тошнило. Но ни отца, ни Ленина нельзя было уговорить поиграть в танцующих дервишей. Они уже жили с противоречивыми сигналами в мозге.
Поскольку отец получал от своих лабиринтов ненадежные сигналы или не получал вообще никаких, он, должно быть, неосознанно компенсировал этот недостаток, в значительной степени полагаясь на зрение, чтобы всегда видеть горизонт. А еще он полагался на ощущения в стопах, подсказывавших ему, что под ногами прочная опора. В темноте, когда плохо видно и горизонта не разглядеть или когда ноги в воде и не на что опереться, он терялся.
Доктор Дас сказал, что новое достижение, еще не ставшее рутинным, — компьютерная аксиальная томография, или КТ-сканирование, — позволяет получить невероятно точные изображения поперечного сечения головного мозга. И даже такие мелкие акустические невриномы, как у ее отца, можно диагностировать в раннем возрасте. Но, добавил он, даже если бы папину опухоль обнаружили недавно, никто не думал бы об операции, если опухоль не вызывала серьезных симптомов, таких как парез лицевого нерва, головная боль или безудержная рвота при повышении внутричерепного давления. Потому что операция исключительно сложная и рискованная, ее проводят только при наличии крупных опухолей. Для последних нейрохирурги делают небольшой разрез в задней части черепа, чуть выше линии роста волос, отодвигают мозжечок в сторону, чтобы добраться до опухоли, которая расположена на минном поле важнейших структур — венозные синусы, жизненно важные краниальные артерии — рядом с другими черепными нервами, оплетающими опухоль, и в опасной близости от ствола мозга.
Мариамме чудится, что Большая Аммачи заглядывает ей через плечо, потрясенная видом мозга сына на лабораторном столе. Может ли бабушка не концентрироваться на таком ужасном насилии над его телом, а порадоваться новому знанию? Теперь у Недуга есть медицинское наименование и анатомическое расположение, которое объясняет загадочные симптомы: глухоту, отвращение к воде и опасность утонуть. Они нашли врага, но победа кажется бессмысленной. Что толку в том, что есть название? Какая польза от этого, пока наука и хирургия не в состоянии победить, добиться, чтобы ребенок с таким нарушением мог жить нормальной жизнью без риска утонуть, или оглохнуть, или страдать от ухудшения симптомов по мере взросления?