Зайти и выйти
Шрифт:
– Сколько с вами человек? – спросил комбат.
– Около двадцати, - ответил лейтенант. – Это те, кто смог оттуда выйти…
– Сколько заходило?
– Семьдесят восемь.
– Вы, как командир роты, организовали оказание помощи раненым?
– Я… нет, товарищ майор. Поле простреливается, там невозможно организовать… - офицер со страхом в глазах смотрел на командира батальона.
– То есть, вы бросили раненых товарищей? – строго спросил Гусев. – Так выходит?
– Мы не бросили, - ответил Елизаров, в этом «мы» размывая ответственность. – Мы, как того требует устав, вышли из-под обстрела…
– Нет,
Лейтенант смотрел на командира батальона перепуганным взглядом. Он уже чётко осознал, что буквально через несколько минут ему придётся вернуться в ад.
В рассветной мгле Женя стал рассматривать окраину села – она казалась сейчас безмолвной, но он чётко знал, что это безмолвие обманчиво, что там, за околицей, через прицелы пулемётов на него смотрят украинские солдаты, говорящие на русском языке, носящие русские имена, но называемые в российских войсках «немцами».
– Сержанты в живых остались? – спросил Гусев.
– Двое, - ответил лейтенант.
– Давай их сюда.
– Есть, - Елизаров ушёл искать своих младших командиров.
Женя связался по рации с Трофимовым.
– «Восток», «Стрельцу»!
– Ответил, - отозвался Юра.
– Скажи, твои «тяжёлые» смогут отработать по «Карасю-12» и «Карасю-13»? – командир батальона назвал кодированные наименования точек рубежей обороны села.
– Через двадцать малых смогут помочь, - ответил Юра, прикидывая, сколько времени нужно будет снайперам, чтобы выйти с минного поля.
– Очень надо, «Восток», - сказал Женя. – У нас здесь очень всё печально.
– Я в курсе, - ответил Юра. – Постараемся помочь, чем сможем.
Елизаров вернулся с двумя сержантами, которые выглядели ничуть не лучше лейтенанта.
– Мы туда не пойдём, - заявил один из них. – Это бессмысленно…
– Где ваше оружие? – спросил комбат.
– Потерял, - честно признался младший командир.
– А ваше? – Женя посмотрел на второго сержанта.
Тот скинул с плеча автомат.
– Вот.
– Вы стреляли в бою?
– Нет, не успел… - ответил сержант.
– Неправда, - сказал комбат. – Хотите, я вам скажу, почему вы не стреляли?
Сержант опустил взгляд.
– Ранее в армии служили? – спросил комбат обоих.
– Да, - ответил один. – В стройбате.
– А я на флоте, на подводной лодке, - ответил второй.
Гусев послал ментальный привет вначале военкомам, а затем другим военным руководителям, занимавшимся распределением мобилизованных по должностям, после чего указал рукой в сторону села.
– Значит так, товарищи сержанты. Сейчас нам помогут снайпера. Они подавят огневые точки, и мы войдём в окопы противника. Чтобы огневые точки заработали, и чтобы снайпера их обнаружили, мы должны показать врагу новую атаку. Ваша задача – поднять людей.
– Товарищ майор, - сказал один из сержантов. – Люди не пойдут.
– Что значит «не пойдут»? – спросил Гусев. – Вам для чего даны сержантские лычки? Чтобы плечи украшать, или чтобы людьми командовать?
– Командовать, - ответил один.
– Значит, командуйте! У вас есть для этого
Сержанты молчали.
– Давайте, действуйте, - сказал майор.
Елизаров смотрел на этот поучительный диалог широко раскрытыми глазами. Он, как офицер, понимал, что в боевой ситуации может так статься, потребуется не только крепкая рука в управлении, но и жёсткая рука, и даже жестокая – и рукой этой будут сержанты. Именно они являются самым последним звеном в цепочке военной иерархии, по которой реализуется воля высшего командования, направленная из уюта тёплых кабинетов, бесконечно далёких от реалий войны, в простреливаемые поля, окопы, боевые машины и оборачивающаяся в примитивное физическое принуждение смертельно уставших солдат выполнить боевой приказ. Ещё в Прусской армии бытовало утверждение, что солдат должен бояться палки сержанта больше, чем самого противника, а Жуков любил повторять фразу, ставшей крылатой – «армией командую я и сержанты» - и эти утверждения родились не на пустом месте, а были выпестованы тысячелетиями коллективных военных действий, когда для организации согласованной боевой деятельности человеческих масс требовалась суровая дисциплина и продуманная система управленческой иерархии, необходимые для успешного решения задач, поставленных перед войсками высшим руководством.
За тысячелетия система не подверглась никаким изменениям, ибо не подверглась изменениям психика человека – он остался точно таким же, каким был тысячу лет назад – жаждущим жизни, сторонящимся боли и смерти, желающим покоя и свободы.
– Смотрите, как куётся в бою дисциплина, - сказал Гусев и повёл сержантов за собой, к сидящим в сторонке бойцам.
– Ты, - он ткнул кулаком в грудь самого слабого бойца. – Встаёшь и идёшь в поле, доходишь до окопов противника, забрасываешь их гранатами. Задача ясна?
– Меня же там убьют, - упавшим голосом ответил солдат.
– А здесь убью тебя я, - сказал комбат, показав солдату бесшумный пистолет. – Выбирай – погибнуть героем, или сдохнуть трусом?
Парень смотрел взглядом отрешённого от всего человека – ему как дважды два была ясна его судьба.
– Героем…
– Правильно, - удовлетворённо согласился майор Гусев.
Сделав несколько шагов дальше, Женя остановился и шагнул в сторону, пропуская сержантов перед собой:
– Понятно, как надо? Давайте, действуйте! А я посмотрю, какие вы сержанты…
Младшие командиры топтались в нерешительности.
– Работаем! – Гусев направил пистолет на одного из них. – Ты или командир, и поднимаешь людей, или такой же солдат, как и остальные, и тогда… будешь идти вперёд в первых рядах.
– Я буду командиром, - ответил сержант и рванулся к ближайшему бойцу: - Встать! Слушай боевую задачу! – он стал входить в роль, и эта роль начинала ему нравиться, так как пришло понимание, что его место в бою находится не в первой линии, где должны быть одни солдаты, а значит, его шансы выжить кратно повышались – это и пробуждало в нём «сержанта, палки которого солдат должен был бояться больше, чем врага». – А ты – кем хочешь погибнуть? Героем или трусом?