Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

281

Я вижу вас, костры столетий, И хворост человечий ваш. Но грянет час, и ты ответишь, Ответ, земля, багряный дашь. Я вижу, как встают рассветы, Жрецами рыжими встают, С кривым ножом на грудь планеты Вытягивают длань свою. И где-то там скрежещут двери, И люди там людей гноят. И скрипкой пьяный льет Сальери В

бокал Моцарта сладкий яд. И повторяет Изабелла Иродиаду и не без Главы такой же в шали белой, Что выткал тот же лунный бес.

282

Бывает миг, волной качнется Живое золото в ночи, Звездою плюнет из колодца И остальными заворчит. А то в зарю чрез край злаченый Переплеснется та волна, И брагою стечет сыченой С лопаты вечера луна. С дремучей, синей и лохматой, С непроходимой бороды. Эй, внук-поэт, поди сюда ты, – С платком страницы не туды!..

283

По горам, по лиловым долам Бродит месяц – златые рога. Роет облака выцветший хлам, Чтоб укрыться от солнца-врага. А рассвету никто так не лаком, Как поэту, такому ж врагу. Пахнет звездным поджаристым злаком Из луны золотое рагу. Лишь останется шкурка одна, Будет облачком тонким висеть. Ночью новою снова она Позабудет прошедшую смерть.

284

Офельин пруд, в веках заплесневший, Зелено-бронзовая гниль, Зеленый храм, мечтам известнейший, – Тебя воздвигли не они ль? И не они ли век заботятся Об этой гнили золотой?.. Так со слезою богородица, Так сыр возлюблен со слезой. Не верю я, что похоронена, Что найдена и в глину вся. Цветет на дне, и в тот огонь она, Что в храме Весты начался.

285

Земля намазана луной, Тончайшим сумраком одета. Отдастся небу в час ночной Голодная планета. Вот небо сытое кругом От жиру звезд трясется. А утром желтым сапогом Швырнет краюху солнца. И станет солнце грызть милей Земля полунагая, И засмеется грудь полей, Железки наливая. И будет радоваться люд, И городской, и деревенский, Что небеса, как милость, шлют Зерна

злаченые подвески.

286

Жены поэта нет несчастней, И он несчастлив тоже с ней. Мечты угасли, дух не гаснет, Всё вспыхивает злей, синей. Поэт давно с иною связан, С иной в веках давно зачат. И ночью чует нежный сказ он И синий звезд вдыхает чад. Не стул под ним, под ним треножник. Он видит сны, но он не спит. На тройке бешеной художник Звенит по миру, по степи…

287

Влюблен я в рифмы-самородки. Они рождаются, как гром. На миг счастливый, миг короткий Слова раздуют сапогом. И рассмеется, и потухнет В тот самый миг, когда был смех, А там, за нашей звонкой кухней, Как чаю, ждут каких-то вех. В снегах зубов родятся речи, Ругают повара, как пса. А он на кухне человечьей Зевает в синь, на небеса…

288

Артисты вежливый народ, В особенности трезв когда. Улыбкой крепко жмурят рот, И в нем не пламя, в нем вода. Но и, как всяческий народ, Артисты погулять не прочь. И где-нибудь, как дождь, идет Кутеж их в золотую ночь. Не от зарниц ли за окном Их ночь хмельная золота? О, мне знакома ночка та, Мне каждый миг ее знаком.

289

Дам я вам святую волю, В шалаше заката дам. Никому я не позволю Вспоминать тебя, Адам. Сгинь навек и не явися Ты на землю никогда. Пусть опять покроет выси Непокорная вода. Мир тюремщик был и топал Пену волн и звезд ногой. От последнего потопа Не сбежит последний Ной.

290

Шесть раз… и смолк, и слава богу. И память вечная тому, Кто света проложил дорогу И живчиками звезд во тьму. И в золотой ее утробе Зашевелилися миры. Но зрелый час еще не пробил, Еще их маятник не взрыл. И вьются лунные планеты И мертвых солнц разносят след, Волной эфира след воспетый, Душою, полною комет.