Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

321

Гляжу холодными глазами, Не удивляюсь ничему. Давно пытливый пламень замер, И полюбило сердце тьму. И злаки звезд мечтами режет И строк цепами молотит. И оттого, что мир безбрежен, Мои неведомы пути. И млечность вечности такая ж На них не высохла еще. Напрасно юностью мелькаешь И милых жен подводишь счет. И бьются в зорях беспрестанно И в горизонтах

круглых дни. И те же, что вчера: осанна, – Сегодня свежее: распни.

322

Метелью страсти голубою Намел сугробы я твои, И стала ты моей рабою, Послушною рабой любви. И я обвил тебя и жало В гнездо резное запустил. Искринкой знойной ты визжала, Чтоб не жалел вина и сил. И хмель без меры, без бокала… И ночь, и мир в святом хмелю. И я не знал, и ты не знала, Люблю ли я иль я гублю.

323

Проклятие в благословенье, Благословение в проклятьи. И говорило дуновенье: Веселье ветра – погуляти. И вышли одиноко двое За семицветные ворота. И слушали, как ветер воет, Как надрывает лик безротый. И сжались от испуга крепче, И он почувствовал впервые, Что в бедрах змий встает и шепчет Бесстыдства истины живые. И прокусил он чашу скоро И обессилел, жало вылив… И траве у райского забора Расцвел огнями новых крыльев. И полетел на них далеко… Планета в гнездах человечьих. И синих звезд всё ближе клекот, И всё роднее смуглый вечер.

324

В тиши и душной, и упругой Дышу незримою грозой. Шагаю с молнией-подругой Тропой неведомо-лесной. И человечий голос бури, В багряном сердце я таю. Уж грузно туча скулы хмурит, Уж будит силушку свою. И очи вечера чаруют, Синеет от стыда трава. И, чуя ноченьку сырую, У дня кружится голова. И вот еще, еще немного, И струны ливня задрожат, Опять зачавкает дорога, И зашумит безумный сад. И лишь останется пустынной Берлога сердца моего, И мыльной радугой застынет Его печаль и торжество.

325

Старый ветер встал, как новый, Волком взвыл он у окна. Старых изб трясет основы, Стадо с пастбища погнал. Где-то шорох в чаще некой… Свод громовый мглой оброс. Океан запах аптекой, Кладбищем несет от роз. Вот и я с тобою дружен… Ах, не первый я с тобой. Вот люблю, когда закружит Он рукою голубой. Так

чудовища на дне там – Страсть – подводную струю. Светят, вьются по планетам, И в кустах морей поют.

326

Кумачовы кушаки. Эй, планеты ямщики! На трибунах-облучках, На бурунных табунах. Пред народом держит речь, Держит руку, что вожжу. Не жалеть и не беречь. Кони вздыбленные ржут. Эй, взмахни-ка ты кнутом По жиреющим хребтам. Революция на том, Чтоб нигде, ни здесь, ни там. Застучи-ка кость о кость Тряской звезд, миров, пурги… Вверх и вниз, и вкривь, и вкось… Все стези пронзи и жги.

327

В лазури сумерек линялой Чернели крыши, как челны. И сердце зыбкое сияло Беззвучной песней глубины. И радость грусти несказанной Качалась тихо в песне той. И счастья синие фазаны Во мгле мечтались золотой. Мне финик звездный, что так сочен В пустыне сердца, эта мгла. И женщина, зимы кусочек, Свой снег нетающий дала. И тополь в небе из-за крыши Скалою грезился резной, Еще свой гребень не закрывшей Морскою плесенью – весной.

328

Крылами звездными широко Шумя как хищник, мир летел. Локомотива свист и рокот Не умолкали в темноте. Стреляли люди, люди, люди, В людей стреляли из орудий. И в мясе жертвы клокотал, Как жертва, трепетал металл. Плескались липко черепа На живописном коромысле… И в мире скрипкой кто-то мыслил И вдохновение черпал.

329

Я о трубах подземных Парижа Вон там за Тверской – Тюльери… Синей челюстью вечер прижал Малиновую скрипку зари. Вышел об руку с грустью сутулой. Грусть до радости можно раздеть. В шапку вечера ночка швырнула Ненужную звездную медь. На планетах голодных, я чую, Человечеств дышат кусты. Поэт в них с песней бродячею Охотником алым застыл.

330

На черный день тебя запрятал В пещерах сердца, луч последний. На чашах роговых заката Планета взвешивает дни. Одни лишь ночи не скупятся. Валютой звездной из мешка. Вот месяц с щедростью паяца Щекой измазал облака. К какому древу прислониться, Чтоб медом яда ствол истек?.. Из кости мамонта страница, Столетий грязь в морщинах строк.