Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

301

Зеваю я с протяжным криком, Зевают звезды и поля И эта песнь в апреле диком, О, скука ранняя, твоя. Нельзя скучать и плакать в мире. Довольно, критики кричат. Такой у зорь телесный вырез, Сякой хмельной от яблонь чад. А я безумец неисправный. Найти не думая, искал. Мне скажут: в звезды смотрят фавны… О, скука смертная, тоска…

302

Себя

нашел, себя я выгнал На путь змеиный, столбовой. Четыре пальца строк – сигнал, И свистом ветер тянет в бой… Не мог пройти я равнодушно, Прожить покойником не мог. За то, что в мире слишком скучно Беречь сердечный свой комок. И встал с ленивого матраца, И в мир шумящий, в мир большой С колчаном строф ушел я драться, Ушел врагов хватать душой.

303

Как скучно, как скучно в Европе, Забыла о славном быке. Мир сказку античную пропил В грязи золотой, в кабаке. В поэтах обломки остались, В музеях стеклянных висков. И лица сковала усталость, Бессилье пропащих веков. Ползет черным облаком скука Над лесом безлиственным труб. Лазурь от закатов безрука, Скребет ее крышами Крупп. И снова, и снова, как сон ты, С оркестрами солнца восток, И в шинах златых горизонты, И кузов планеты широк.

304

Еще зари не замер жар Под пеплом облака седым, А мрак по каплям набежал Из синей дырочки звезды. Сковал березки он, чей стан Белейшим лыком страсти шит, Уполз в лощины по кустам, По голубым углам глуши. В болотах там заклокотал, Засеял звездное вино. И где-то в синях высота Зачатье солнца чует вновь.

305

Звездных звяка и бряцанья Ночь полнехонька-полна. Грозны мрака восклицанья, Точат душеньку до дна. На дорожку голубую Выйдем, враг, товарищ, брат… Я глаза твои раздую, Расскажу про синий ад. Пламя синенькое вскинут Глаз зажженных фитили, Вспомнят белую вершину, Где их жены полегли. Жены снежные, как вьюга, Что в веках всего нежней, Раскаленные подруги Ледяных от скуки дней.

306

Струны

млечные полночи Щиплют звездные персты. Тишина опять бормочет Сказ старинный высоты. Есть в нем счастье, радость есть в нем, С грустью радости настой. Никаким на свете песням Не сразиться с грустью той. Тщетно ссорятся поэты Из-за женщины – строки. Не загонит в час воспетый Шар луны их черный кий.

307

Ночь спустила близко-близко Над земной стихией мост. Ночь – очами василиска, Ночь – карбункулами звезд. Свет иной, иной нездешний Двери синие раскрыл. Солнце вспять златые клешни, Чуя взмах прохладных крыл. Ты ж схвати меня, укутай Тонкой млечностью пути. В дебрях вечных без приюта По мирам своим веди.

308

Я в сердце, кулаке горючем, Тебя, как нищий грош златой… И грянул час, в погибель скрючил Большой неженскою рукой. Ты отзвенела, в дальний угол Ты закатилась навсегда. Но буду самым близким другом, Быть может, ближе, чем тогда. И жарче, искреннее, ближе, Чем в жизни сладеньком чаду, Тебя перо мое залижет, И в снег могильный сны падут.

309

Парит над жизнию идея, Орлицей над землей парит. Зарею зрелой крылья рдеют, И льется клекот от зари. О, там, в утесах неба синих Сверкают гнезда всех идей. Но будет час, их бурей скинет Освобожденный Прометей. И будет радостной и чистой Вот эта черная земля, И от земной любви лучистой Глаза у неба заболят.

310

Время – мельница с крылами. Ветер вечности вертит. Жернова друг друга сами Мелют в млечные пути. И мутны глаза вселенной, Пыль туманностей легка. Пухлым лунам по колена Эта млечная мука. Кто же мельник странный этот, Чья машина – тишина? Снится дерзкому поэту, Что и вечность не вечна. Что друг дружку все планеты Перетрут, как жернова. Как миров былых скелеты, Лишь останутся слова.