Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

IV

И непробудны кварцевые кручи, И облака не шевелясь горят, Огнем пытают их, и пыток ряд Они выносят с гордостью тягучей. В дыму закат палачествует круче, Свершает свой палаческий обряд. И красками казненных я объят, Как Леонардо, Рубенс и Каруччи. Я в роще умирающих лучей, Палящих напоследок горячей, Ловлю гримасы их, сгребаю в кучи Их пепел золотой, их блеск ночной, И снова звездный трепет

надо мной И коршун вдохновения могучий.

V

И коршун вдохновения могучий Крылом холодным не закроет вас, Везде, везде пожары ваших глаз, Чья синь в волнах и смех на берегу чей. Я проклинаю час тот неминучий, Когда передо мной в последний раз, Как розовый фарфор восточных ваз, Раскроется гарем моих созвучий. Ночами длинными я их ласкал. Ах, был я ненасытен, как шакал, Я плавал средь их стаи лебединой. Теперь во мне их красный бродит сок Кусками золота, но ржавой льдиной Рвет печень мне и золотой кусок.

VI

Рвет печень мне и золотой кусок Луны, из пасти вечера торчащей, И шевелящаяся зелень чащи, И гениальный радуги мазок. От боли я расту, и лоб высок, Как арка триумфальная, и чаще Кузнечика стучит, лучи тараща Во все концы вселенной, мой висок. Миров клубятся глиняные скалы, Я выбираю выступ самый алый И опускаю вздыбленный курок. И вспыхивает взлет предсмертной дичи Зарницей трепетной, и трепет птичий Горит над бездною недолгий срок.

VII

Горит над бездною недолгий срок Пугливое крыло любви желанной, И магнием над матовой поляной Цветет и увядает огонек. И вновь желанный аромат далек, И сердце вновь молчит, как гость незваный, И ждет, чтоб синий вечер из нирваны Улыбку розовую приволок. И сердцу холодно, и нет тулупа, Который бы согрел, а вечер глупо Упрямится, краснея как заря. Ему шепчу, как палачу: не мучай, Мы все умрем… Но слово блещет зря И рассыпается звездой падучей.

VIII

И рассыпается звездой падучей, И воскресает снова из золы, Зловеще мироздания углы Позолотит и корчится в падучей. О, творчество, о, час мой наилучший, Тебе тысячелетия малы, И от евангелья до каббалы Ты озаряешь каждый сон и случай. Пусть для детей родной моей страны Рукопожатия отменены, Но ты дай руку тонкую пера мне. С тобой останусь я наедине За то, что, раскаляя звездно камни, Крылатый холод бродит в вышине.

IX

Крылатый холод бродит в вышине, И с каждой ночью

лик луны бескровней, И с каждой ночью звездные жаровни Дымятся злей и светятся вдвойне. Вселенная на медленном огне. Тельца горяч хребет, и череп Овний В Плеядах жарится, и, звезд любовник, Я в млечном их дыму, и сладко мне. Ключи стихий во мне журчат бессонно, Торжественная мощь растет Самсона Внутри меня и обрастает вне. И потрясаю я планет стропила, И вниз на дно летят они бескрыло, Внизу столетия ползут на дне.

X

Внизу столетия ползут на дне, Они зрачками блещут бредовыми. О, там на дне их вид еще не вымер, В роскошной размножаясь тишине. Прошедшее с грядущим наравне Сосут неисчерпаемое вымя, И в мраке молнии неуловимей Гонец судеб на огненном коне. О, время без конца, змея земная Тебя короче, но не холодней. Минувшее забвеньем пеленая, Мы в страхе ждем неведомых теней, Они скользят, минуя все преграды, Как медленные вымершие гады.

XI

Как медленные вымершие гады, Прилипли к поднебесью облака, Румянятся их тучные бока, И перламутра сыплются каскады. День золотом тяжел и ждет прохлады, Как освежающего родника, И ноша солнца к вечеру легка. О, черный веер, тень моей ограды. Старинным садом сумрачно расту, В зеленом сне вдыхаю высоту, Высоких строк зубчатым частоколом Я огражден от серой суеты, И блещет ночь в пруду моем тяжелом, В густом стекле подводной темноты.

XII

В густом стекле подводной темноты Почиет непробудное молчанье. Там черных струй неслышное качанье И спрутов каучуковые рты. О, черный ветр, на дне кочуешь ты, И зреют стрелы бурь в твоем колчане. С тобою полк имен, однополчане Твои Христос, и Гёте, и Батый. Планету все топтавшие копыта, Поэты, выставлявшие открыто Сердца и пьянствовавшие с тобой, И все, что презирали дар пощады, – Все дно скребут, во мгле наперебой Хвостами бархатными бьют в громады.

XIII

Хвостами бархатными бьют в громады Невымирающие вечера, Пестро проходит за порой пора, Но лики духа никакой не рады. Ему даны угрюмые отрады. Он любит угасание костра И холод звезд… О, будь росой сыра, Строка моя, в забвение не падай. Я полон дум холодных и крутых, Как полон звезд полночный неба бубен. Змея гремучая мой каждый стих, Уставился в неведомую глубь он, И кольца бьют в гранитные пласты, В крутые неразрытые хребты.