Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

XIV

В крутые неразрытые хребты Я врезался платиновой киркою, Я глыбу ночи подыму строкою И кину с раскаленной высоты. И змеи звезд, и звездные кресты Посыплются толпою колдовскою, Вселенные запляшут подо мною, Как пляску смерти, пляску красоты. Я руки вытяну, как тот возница, Который мир везет, который снится. О, конь космический, он никому Не подчиняется… Как луч, горюч он, А я горючей озаряю тьму, Я к розовой скале давно прикручен

XV

Я

к розовой скале давно прикручен Окаменелыми цепями строк. Я вырваться хочу, но дремлет рок И непробудны кварцевые кручи. И коршун вдохновения могучий Рвет печень мне, и золотой кусок Горит над бездною недолгий срок И рассыпается звездой падучей. Крылатый холод бродит в вышине, Внизу столетия ползут на дне, Как медленные вымершие гады В густом стекле подводной темноты Хвостами бархатными бьют в громады, В крутые неразрытые хребты.

КАРУСЕЛЬ ЗОДИАКА

А.В.

Закружится над нами зодиак,

И вечности блистающею синью

Нас озарит величественный мрак.

Г.Ш.

Карусель зодиака

"Дал я клятву Ганнибала..."

Дал я клятву Ганнибала Звездным холодом пылать, Чтоб сиянье колебало Нескончаемую гладь. В карусели зодиака Я кружусь мильоны лет, Я ищу иного знака, Псы летят за мною вслед. Пустота эфира мглиста, В золотые времена Там в Медведицу Каллисто За любовь обращена. И от вечности немея И бледнея как роса, Там супруга Птоломея Распустила волоса.

"Испепеленные спирали..."

Испепеленные спирали, Пути стремительных светил, В моем вы сумраке сгорали, Когда я смертной славе мстил. Купались тени в мутной Лете, А я ступал по трупам скал, В толпу тоскующих столетий Лучи мой череп испускал. Там, от кружения земного Косматым пламенем вспылав, Народы падали и снова Вставали из остывших лав. И полный струн и онемелый Я временем в пространство рос, Ветвями пальмы и омелы В душе стеклянной цвел мороз. И я не мрамор брал паросский, А тот старинный минерал, Что днесь ломают все подростки, Четырехстопный ямб я брал.

"Богов ночных воспойте, ямбы..."

Богов ночных воспойте, ямбы, Богов, несущих тьму и смерть, Злой Ариман у персиян был, У черемисов Кереметь. Испортил он творенье Юмы, Охаркал человека он, И оттого такой угрюмый У человека смех и сон. И, на раздвинутые скулы Глаза больные оперши, Проносят сумрак свой сутулый Приземистые чуваши. И золотых татар жесточе Лучи грозы и благодать, И то, что в звездном многоточьи, И грамотным не разгадать.

"Я вью строфу, я существую..."

Я вью строфу, я существую, Плыву в густую синеву, Волну прилива мировую Я вдохновением зову. Ее

извивы расплетаю, Снимаю пенистый покров И вновь плыву в ночную стаю Развеселившихся миров. И ты вокруг меня сверкаешь, Моя пернатая душа, Твоя торжественность такая ж, Как у созвездного ковша. Он чрез пятьсот веков согнется, И звезды спутаются те, В снегу которых кони солнца Нас мчат, замерзших в темноте. Но я сейчас ловлю осколки, Всю пыль миров я соберу На лезвие улыбки колкой, Лукавство звезд предам перу.

"Там в зеленом эфире, в огромном гареме..."

Там в зеленом эфире, в огромном гареме, В пестром шуме вселенского джаца, Под шипение солнц, под жужжанье комет, С кастаньетами лун, раздробляющих время, Золотые планеты кружатся... Кто же, кто ж в том раю Магомет? Не мудрец, не жиреющий сын Эпикура, Что глотает шампанского жемчуг На той бочке, где спит Диоген с фонарем, Не наместник Петра, чья тиара как венчик, А под ризой звериная шкура, Не искатель миров – астроном. А все груди планет обжигающий разом, Как хохочущий бог многорукий, Из-под ада поднявший свой странный берет, В майский вечер вплетающий осени муки, Под копыта бросающий разум И всегда одинокий – поэт.

"Ты шерстью грубою покрыта..."

Ты шерстью грубою покрыта, О, муза дикая моя, Медузы медные копыта И каждый волос как змея. И оттого передо мною Не скот, не люди, не трава, А раскаленные от зною Окаменелые слова. В молчанье кованном и строгом, Не зная горечи земли, Они легли по всем дорогам, Где легионы дней прошли. Я собираю их и сею, Но урожай не нужен мне. Молюсь я смелому Персею, Чей меч не меркнет в вышине.

"Я полон тяжестью печали..."

Я полон тяжестью печали, Убил я друга наповал, И с теплым грузом я отчалил От скал, дробящих мощный вал. Я в даль плыву, пою о друге, Целую воск его чела, Колышет нас простор упругий, В обоих нас вползает мгла. Нам снится то, что было где-то, Но что еще не умерло, Вода мерцанием одета, Мы чуем холода тепло. И слышим долгий гул пучины, Кричит придушенное дно, И видим звезд зверинец чинный, Где Льву спокойствие дано. А позади туман и ужас, Там всё, что кормит мглу и смерть, Там призраки, пыхтя и тужась, Грызут некованую медь.

В НОЧЬ ПОД РОЖДЕСТВО

Я вылезал с трудом, был узок Проход, и был мой череп смят, Овен свой розовый огузок Палил на угольях Плеяд. Кипела кровь Альдебарана, По скулам вечности седым Звезды Мицар двойная рана Неукротимый стлала дым. В мильоны солнц вспухал Дорадус, Лишь наша лысая луна Мороз понизила на градус И ластилась к стеклу окна. Я закричал тогда сильнее, Вокруг обрадовались мне, А я, от ужаса синея, Внимал зажженной вышине.