О, мать моя, земля сырая, Твой черный стук меня уймет, И воск оплывший, догорая, Тебе отдаст свой дикий мед. И буду я тобой охвачен, Холодным пламенем твоим, Когда глухой к земному плачу Я стану навсегда незрим. И черной бурей опаленной, Одеждой бренною шурша, В свое космическое лоно Вернется гордая душа. И там мятеж она подымет, И омут вечностей вскипит, И поплывут в багровом дыме Тела наяд и нереид. И
я к одной из них подкрадусь, К одной, прекраснейшей из всех, И обожжет меня как радость Ее знакомый детский смех. И бездны тайные вселенной Взлетят, созвездьями дрожа, И всё, что там в мирах нетленно, Падет от молнии ножа. А те, что на земле на этой Столетиями роют тьму, Те будут хоронить поэта И петь: мир праху твоему.
"В небе бродит гром тяжелый..."
В небе бродит гром тяжелый. Как мгновение легка, Молния вонзила в долы Голубую сталь клинка. И в ответ мгновенной стали Среди грозной полумглы Весело затрепетали Серебристые стволы. Тонкоствольный этот ливень Вырос тоже из земли, Лишь струится он пугливей, Чем зеленые стебли. Оттого, что срок жестокий, Срок недолгий дан ему, И бесславно вновь потоки Потекут в земную тьму.
МАРТО
Марто играл передо мною, Седой прославленный скрипач, Смычок качался над струною, И был он как никто горяч. И вырастал над залом рыцарь Из музыкальных облаков, Он стал в веках кровавых рыться, Раскрыл торжественный альков. И там красавица лежала, Она, любимая, она... Струна вытягивала жало, Отраву вылила струна. И пирамиды вырастали, Страна Аиды предо мной, И Нила блеск, огня и стали, И золотой зенита зной. И там нагая у колодца Она, любимая моя, И слушал я, как шумно льется В кувшин сверкающий струя. И холод крыл нечеловечьих Меня властительно схватил И перенес в тишайший вечер, В края стремительных светил. И я миров почуял токи, Орбиты синие зажглись, И мирозданья смысл жестокий В меня глядел из-за кулис.
"Среди лучей, среди рапир..."
Среди лучей, среди рапир, На мертвые лучи похожих, Я песенный справляю пир, И мысли пьянствуют на ложах. Могуче мрачное вино, Как человечья кровь, густое. О, вдохновенье, ты темно, И бродит ночь в твоем настое. Но я глотаю мощь твою, Неодолимую, живую, И пьяным сердцем я пою И пьяным сердцем торжествую. Я это солнце расплескал На звезды бешеные эти, И тьмою дышит мой бокал, Седою тьмой тысячелетий.
"Когда безмолвней мир и мглистей..."
Когда безмолвней мир и мглистей, Мне тайна вечности дана. Я вижу: вылупился листик Из серой куколки зерна. И он зелеными крылами Припал к земле как мотылек. И снится мне зеленый пламень Змеиных глаз, что так далек. И мудрости я чую ношу В окаменелых
крыльях плеч. Но я проклятия не сброшу, Чтоб у подножия прилечь. Вершина белая, гори хоть Как та соблазна чешуя, – Тебя достичь – да будет прихоть Единственная – жизнь моя.
"В лесу голубоствольном повседневья..."
В лесу голубоствольном повседневья Крылатых сумерок пугливый взмах. Огромных зорь осенние деревья Качаются в холодных небесах. Брожу, с коня крутого не слезая. Поляны мудрости хочу достичь. В туманной мгле, как молния, борзая Преследует неведомую дичь. Не иссякает порох в патронташе. Тягучим эхом тяжелеет гром, И новую тропинку протоптавший Конь скачет весело в лесу сыром.
"Мороз проворный вдохновенья..."
Мороз проворный вдохновенья По грубым жилам пробежал, И легких строк тяжеле звенья, И пухнет яд словесных жал. И тишина исходит речью, Я слышу крик орлиных скал, В мою тревогу человечью Звериный светится оскал. Мелькают молниями лани, Растет стихий веселый шквал, И дуют ветры вспоминаний Из всех миров, где я блуждал.
"Восковые льды заката..."
Восковые льды заката Мой притягивают челн. И я плыву, как плыл когда-то, За светлым медом звездных пчел. Так в Колхиду аргонавты Плыли в греческих умах. Ах, сладко знать, как величав ты, Весла мифического взмах. Мир пройдет и млечным мифом Станет солнечный наш путь, Но нам, как грекам или скифам, Дивиться будет кто-нибудь.
"Стыда не ведает овечья шерсть..."
Стыда не ведает овечья шерсть, Лишь восковая кожа человечья Еще хранит багряный след увечья От первых дней, которых было шесть. И трепетных растений странный сон Еще не кончился со дня второго, Когда ревело гордо и сурово Господне слово с ветром в унисон. И сонным шелестом зеленых век, И смуглыми упругими стволами Мне шепчет шевелящееся пламя, Что из деревьев вышел человек. И оттого кладет яйцо змея У их корней, в листве их прошлогодней, И я, к лучу поднявшийся сегодня, Кричу, что вся вселенная моя. И мысль ветвится в злую высоту, И в землю добрую змеится корень, И кровь стремится весело, и вскоре Я мудрость золотую обрету.
"Мы в девственном лесу развалин..."
Мы в девственном лесу развалин. Бездарен мертвый соловей. В безмолвном мире гениален Трудолюбивый муравей. И рубят мудрые деревья, Из трупов бревен – теплый кров. И дремлет кладбищем деревня В тринадцать склепов иль дворов. И поезд в город-крематорий Вползает. Медный гром – труба. Горят искусственные зори, И в прах картонные гроба. Тупые как года минуты, Бездарны солнце и луна, Как Близнецы глаза раздуты, И ад машинный – тишина. О, ты, поющий в кипарисах Наивный ветер, проходи. Размокший порох снова высох, И красный зверь кричит в груди.