Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

"Пустынный замок липами обсажен..."

Пустынный замок липами обсажен, Дремотные их кудри рано мрут, Холодным воском капая на пруд, Которого вонючей нет и гаже. Мне снится герцог, сам Косая Сажень, Он думой необъятною раздут. Вассалы дочерей к нему ведут, А он молчит, неблагодарен даже. Он дико ночь их первую берет, А многих оставляет на вторую, А многих никогда он не вернет. А за стеной рабы его пируют, Отцов он заставляет пировать Под

весело скрипящую кровать.

"Я стал светлей, мой радостный Пегас..."

Я стал светлей, мой радостный Пегас Вскочил на осиянные ступени, Веселый блеск нежданных песнопений Вчера всю ночь вокруг меня не гас. Мне луч звезды, дрожащий мой компас, Вершину золотил зарей весенней, И я пою сегодня о спасеньи, О том луче, который песню спас. Еще внизу моя синеет бездна И тьма зовет, но солнце так любезно, Что гостю не дает скучать в снегах. Я рву покровы тайн, я в их гареме, И так легко в обветренных ногах Седых времен серебряное стремя.

"Прекрасного мгновения земного..."

Прекрасного мгновения земного Ищу, земля, на всех путях твоих, Хочу найти неслыханное слово, И как бурав поет мой каждый стих. То зазвенит о камни тайн, то снова Как глубина невспаханная тих. Ты забелей вершиною суровой, Моя страница, средь страниц других. Пусть бог сонета, как все боги, деспот, Он пьет, но не вино своих чудес пьет, А склепа сердца темное вино. И что строфа? – Она величья слепок, Как твердь эфир того величья крепок, И счастлив тот, кому оно дано.

"Благословляю вас приветом этим..."

З. и…

Благословляю вас приветом этим В четырнадцать непревзойденных строк. Не буду вежливым, я буду строг, За то что плыть хочу я по столетьям. Мы вместе новый год, быть может, встретим, Прославим песней розовый восток, И будет кто-нибудь из нас жесток И здравие пошлет грядущим детям. Я пятый год женат, никто меня, Благоговейно голову клоня, Не поздравлял ни речью, ни улыбкой. Уж дочь моя умеет книги рвать И глазки наполнять тревогой зыбкой... Купите крепкую себе кровать.

"Твои зрачки, как черных два клыка..."

Твои зрачки, как черных два клыка У черной львицы на иной планете. Там черен день, как уголь облака, И ночь бела, как снежный пух легка, И лун семья в пустынном небе светит. И змеи вскармливают луны эти, Из каждой вспыхнут крылья мотылька, Впилися в их космические сети Твои зрачки. Я на земле брожу среди столетий, Я позабыл тебя и жив пока. Рождает каждый день моя тоска Стихи, стихи капризные как дети. Но черный жемчуг мечут свысока Твои зрачки.

Огонь и меч

"Огонь и меч издревле мы лелеем..."

Огонь и меч издревле мы лелеем В

тени времен, в саду кровавых сеч, Умеем города и трупы жечь, Своих врагов как листья по аллеям Сгребаем в кучи, не жалея плеч. Мы никнем головой пред мавзолеем, Нам стыдно воздвигать колонны свеч, Разоблачили чудо в Галилее Огонь и меч. Сухой Христос висит, ничьим елеем Не воскресить, не вызвать, не увлечь. Давно угасла голубая речь, Но в мраке бездн мы тлеем звезд светлее. В аду лишь пуще разжигают печь Огонь и меч.

"Найду ли я тот путь неуловимый..."

Николаю Минаеву

Найду ли я тот путь неуловимый, Извилисто ведущий в ту страну, Куда стремились люди в старину, Охваченные снами бредовыми. Ломились черепа, горели Римы, Аттилы наводили тишину... Юг долго тлел у севера в плену, Молчал восток, для запада незримый. И в эти дни, когда зарей лучась На рыжем скакуне последний час, А мы дрожим от счастья, как от страха, Его ищу я, мудрого пути, Ведущего туда, где ждет нас плаха... Ужель строкой нельзя его найти?

"О, всем доступная живая смерть..."

О, всем доступная живая смерть, Ты отдаешься весело без платы И гладиатору, чьи мышцы – латы, И слабому, но смеющему сметь. На форуме законов блещет медь, Латынь жестокую зарей зажгла ты, Твой в прутьях ликторов топор горбатый, Прут каждый сух и вытянут как плеть. Жрецы рыжебородые в Ассуре Считают звезды в матовой лазури, В Суане женщины колена гнут. И гибнут звезды в пропасти вселенной, И сфинксы в прах, но круг не разомкнут, В нем твой, владычица, скелет нетленный.

"Опять строка моя от крови клейка..."

С.

Опять строка моя от крови клейка, Не плаха ль предрассветная она. Рембрантовская резкость ей дана И пышность лучезарная ван-Дейка. Судьба моя, прекрасная злодейка, Прекрасная и злая как луна, Не ты ль ведущая сквозь времена, Доводишь легкий челн до дна Лонглейка. Земли матросы мы, наш голос груб, Когда кричим друг другу: в трюме труп. Ржут кони Посейдона, их табун там В степи не унимается морской. А я, зачинщик бурь, бряцаю бунтом, В открытом море мрака бью тоской.

"В Европу сифилис и обезьян..."

В Европу сифилис и обезьян Матросы привозили, были просты Мадрида нравы в мрачный век Акосты, Костром лечили всяческий изъян. И колокол Кремля был веком пьян, Точил топор палач ширококостый, Московия готовила помосты Обоим вам, Степан и Емельян. Показывали в клетках на базаре Ваш пламень, длиннополые бояре Слюной густой его тушили всласть. Дымились вами дикие заставы, И пепел ваш рассеивала власть, Чтоб вспыхнул позже сев тот величавый.