Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

"Косые корни саксаула..."

Косые корни саксаула, Они закопаны в пустыне. Их буря суши захлестнула Волною желтой, а не синей. Она своей сыпучей лавой Ученым на руку сыграла И с шеи Каспия двуглавой Отсекла голову Арала. Водою синего бассейна Арал рыдает неустанно, В него вливают кровь Гуссейна Сухие реки Туркестана. А кровь другая, что древнее, В которой выкупала Кира С медалью каменной на шее Кривая

скифская секира, – Она давно с песком смешалась, И саксаул красней коралла… А ропот мертвого Арала Во мне рождает жуть и жалость.

10/мая 1927

"Дыма тоньше, легче праха..."

Дыма тоньше, легче праха Выйди, песня, из меня. Пепла серая папаха, Ты на темени огня. Как повис легко и косо, Набекрень кудрявый прах. Поседела папироса В перламутровых зубах. Выйди, голос, из гортани Горьким ветром молодым. Тематических метаний Я люблю зеленый дым. Я люблю веселый холод Полоненной пустоты, Жажда божья, волчий голод, Песня человечья – ты.

29/III 1927

"Ты, убийственная чара..."

Ты, убийственная чара, Бред созданья дерзновенный. Кровь смолистая анчара Наполняет наши вены. Слов колючие скелеты Мутной музыкой увиты. Это муть глубокой Леты, Дым Аида ядовитый. Но лишь тот поет, как явор, Кто в дыму веков кочует, Кто под крыльями метафор Теплоту густую чует. Он растет из теплой глины, Из огня земли гнилого, И над миром тьмой орлиной Разворачивает слово.

18/мая 1927

"Видишь, девушка, бровь новолунья..."

Видишь, девушка, бровь новолунья Озарила верхи Куэнь-Луня. То смеются в небесной лозе Золотые глаза Лао-Тзе. Слышишь, юноша, гневные горы, Где глубоко растут мандрагоры. То рыдают в подземной грозе Золотые глаза Лао-Тзе.

21/мая 1927

НАДЕЖДА

Вы, горячие раздоры Средь поэтов и племен, Женским трепетом Пандоры Ваш веселый меч клеймен. Держит женщина немая Злую вазу в полусне, Воплям бедствий не внимая, Что цветут на темном дне. И хрустит скелет вселенной От вороньих крыльев бед, Бледно ликами Селены Бродят призраки планет. Звезды слепы, взгляд их зелен, Без надежды бледный путь, – И большим глазам газели Не дано в нее взглянуть. На вопящем дне сосуда Ты, надежда, как вино. Мертвым взором изумруда Пьет Юпитер это дно.

3/август 1926

ЗМЕЯ

Презренный зверь, немой и низкий, В земле кипящая змея, Ты

любишь звон аполлинийский, Тебя поет душа моя. Ты любишь музыку секиры, Крылатой флейты легкий свист, Тебя пленяют им факиры, Им жесткий блеск твой шелковист. И ты послушна звуку глаза, В орбите сжатого, как нож. Ручьем зеленого алмаза На дно корзины ты течешь, Ты дремлешь там на дне корзины, Хоронишь там язык двойной, Чтоб льдистый кубок Мнемозины Наполнить знойною слюной. Мгновенья жуткие, как мыши, – Ты их внимаешь беготне, Ты ловишь их в ночном затишьи, Глотаешь их на темном дне. И оттого тебя боятся, На животе ползущий зверь, Как время, как губа паяца, Как смерти медленная дверь.

"Руки чьи меня рубцуют..."

Руки чьи меня рубцуют За веселую крамолу? Это нищие танцуют Костяную карманьолу. Кто глаза мои повесил Этим небом изумленным? Барабанщик бос и весел В этом воздухе зеленом. Он взбивает костью синей Злую музыку… Безумцы, Это головы в корзине, А не звезды там грызутся. Это месяц одинокий Собирает жатву… Други, Это землю топчут ноги И ломают небо руки.

"Деревянные фигуры..."

Деревянные фигуры Так приковывают вас, Что сидите оба хмуры, Не сводя с квадратов глаз. Кони резвые устали, Королевы не сданы, Топчут лишь диагонали Неуклюжие слоны. Белым глазом циферблата Смотрит время из угла, Перепугана, крылата За окном немая мгла. В ней земные зреют беды… В этот мертвый час тоски Не дождаться вам победы, Роковые игроки.

6 янв. 1927

"Средневековое убранство..."

Средневековое убранство: Квадраты, башни, короли… Смирись ты на доске, пространство, Немых и мудрых утоли. Дай сердцу мерное качанье, Уму – незримые стези, В неумолимое молчанье Глаза густые погрузи. Движеньем жертвенным гамбита, Мечтой о вечном короле Да будет наконец убито Земное время на земле.

6/янв. 1927

"Мы – рогоносцы наших муз..."

Мы – рогоносцы наших муз, Они изменчивы, как жены. Ревнивой страстью зараженный, Поэт боится брачных уз. Ему товарищ – океан, Он так же пьян, крылат и холост, Глубокий гул, свободный голос Трудящейся стихии дан. Не оттого ли мы темны, Поем в прилив, молчим в отливы. Не нас ли тянет блеск блудливый Испепеляющей луны. Не наш ли выпуклый висок Руками бережными бездна Кладет мучительно и нежно, Как раковину, на песок.