Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

1916 г.

ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЕ СТРОКИ

"Друг далекий, друг мой близкий..."

Друг далекий, друг мой близкий, – Трон поэзии российской Стал свободен… Царь последний Сам повесился намедни. Только знает мозг Аллаха, Кто наследует по праву Мех соболий Мономаха Да завистливую славу. Ох, и звать меня Григорий, А другой зовет и Гришкой, – Нам, Отрепьевым, и море По лодыжки, мы с отрыжкой. Много выпили мы браги Для веселья, для отваги. Есть

и сил у нас излишек Для ночей с Мариной Мнишек. Был еще один Григорий. Ох, и вспахивал он бодро На пуховом косогоре Белой Вырубовой бедра. Гей вы, россы, берегитесь, Кто пешком да кто в карете. Новый вам явился витязь, – Это мы, Григорий Третий.

НАДПИСЬ

Палить из пушек надо, друже, Чтоб нас услышали теперь. Книжонка – слабое оружье, – Пугать им уток да тетерь. И даже этот «Череп» зверя Не прошибет их черепов. Они в клопах живут и верят Они в бессмертие клопов. У них в углах квадратных комнат Веселый свист проворных крыс. Из них никто, никто не вспомнит, О чем печален кипарис. О чем поет у скал Сухума Вольнолюбивая волна, Какая злая бродит дума В косматом сумраке вина. Лишь полоумные поэты, Как я, как ты, как ты, как я, Студеным трепетом одеты И рвутся в знойные края.

17/августа 1926

"Я где-то вычитал, что будто..."

Я где-то вычитал, что будто У бывших мраморных богов Нога была крылом обута И был язык, как гром, суров. Ты кем откопан, окаянный, Нас принуждающий хромать? Кругом поэты-грубияны, Склоняющие слово: мать. Совсем не презирают прозы, Так ею пьянствуют всегда, Когда висят над миром грозы И шире катятся года. За то, что много бурелому Непроходимого кругом, Скребут по дереву сырому И деревянным сапогом.

БРАТЬЯМ ГОВЕЮЩИМ

И набожные христиане Говели только семь недель, А ваше самоистязанье – Годами длится канитель. Водою пресной полны чаши, Боитесь мяса и вина. На пост, должно быть, величайший У вас душа осуждена. А тут весна, ее каретца У самой кельи, у крыльца. Пора вам, братья, разговеться, Наполнить кровью воск лица. Переменить на восклицанье Немую точку бытия, Услышать звездное бряцанье, Увидеть звездные края.

"Нужен синтез, дайте синтез..."

Нужен синтез, дайте синтез, – Говорят профессора. Вот попробуйте, продвиньтесь – Бестолковая пора. Изабелла, Иоланта, Нам о вас теперь молчать. Нынче малого таланта Превозносится печать. О, конечно, нам знакомы Шум поэтов и молва, – Нам их делает знакомый На сезон или на два. Я краснею, то к ланитам Сердце кинулось, скользя. Как опасно знаменитым В наше время быть, друзья.

"Жил на свете граф Амори..."

Жил

на свете граф Амори, Он кончал романы дам. Было радо сине море Водяным его трудам. Суша радовалась тоже, И, бывало, юнкера – В николаевской отхожей С ним сидели до утра. Был он в славе, был он в силе, Были думы далеки, И в провинции просили «Автограф его руки». А теперь иные просьбы. Граф ни глаз и ни ногой. Начинать ему пришлось бы, А уж кончил бы другой.

"Из тревоги современья..."

Из тревоги современья Я живой восторг беру, Но веков забыть каменья Не позволил я перу. Я почти влюблен в антенну, Как в нагой осенний куст… Но спасибо также Тэну За дешевый курс искусств. Быть поэтом Энностроя Я б легко, конечно, мог… Но, божественная Троя, Черт бы взял твой мертвый мох. Тут еще какой-то Хаос Мне хохочет и поет. Я от песен задыхаюсь, Гневом слов кривится рот. Вам, потливые пииты, Легкий гул моей хвалы. Вы рубцами не покрыты, Вы – послушные волы. Пусть сияет, как рубины, Рыжеватая вода. Чтоб работали турбины, Лейте воду, господа.

ИДИЛЛИЯ

Я с рукой простертой, Дьявол подо мной Масти не мухортой, Масти вороной. Бронзовый упругий Змей вокруг меня, Блеск его кольчуги Веселей огня. Мы летим направо. Месяц, как шалаш. Плещет переправа, Берег будет наш. А кругом на скатах У ночной реки На коньках пегатых Скачут пареньки. Уши их, как свечи, Да глаза темны, Бедностью овечьей Пахнут зипуны. Заезжают влево, Мутно и темно. Водяная дева Тянет их на дно.

"Селиван искал крамолу..."

Селиван искал крамолу. Говорил он молодцам: Этот – много в нем помолу, Запируем, братцы, там. И пошел вскрывать он зерна Наших злаков золотых, Стал уписывать позорно По кускам широкий стих. Развернул один акростих, Даже вскрикнул: вот она, – Имена святых… От злости Хохотал на имена. Опустил главу он тихо, И решил он мудро тут: Знать, жена его – купчиха, Если так ее зовут.

"Не Кипарисов, некий Мхов..."

Не Кипарисов, некий Мхов Не похвалил моих стихов. Не вижу в этом я плохого, Но жаль, что обессмертил Мхова.

Часть вторая

ГЛАГОЛ

…Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Я был ожесточен! В уныньи часто

Я помышлял о юности моей,

Утраченной в бесплодных испытаньях,

О строгости заслуженных упреков,

О дружбе, заплатившей мне обидой

За жар души доверчивой и нежной –

И горькие кипели в сердце чувства.

Пушкин