Зелимхан

Мамакаев Магомет Амаевич

ссориться же было ему с уважаемыми старшинами из-за

семьи каких-то голодранцев. К тому же Оба-Хаджи

тесно сотрудничал с Веденским приставом Черновым...

Сегодня Чернов принимал в своем доме начальника

Чеченского округа полковника Дубова. Кроме важного

гостя, здесь были чиновники крепости, а также

старшины крупных аулов, явившиеся сюда с обильными

подношениями. Стол был богатый, в основном в

кавказском вкусе. Поначалу

гости ели молча, не спеша, макая

куски душистой молодой баранины в чесночный настой.

По вот полковник сыто отвалился на подушки, вытер

жирные руки салфеткой, взял хрустальный бокал,

наполненный вином, и, смакуя, сделал из него два глотка.

— А знаете ли, Иван Степаныч, я ведь для вас

новость привез, — помолчав, сказал Дубов хозяину.

В комнате сразу стало тихо. Все, затаив дыхание,

смотрели на полковника, хотя он обращался к

приставу, словно не замечая остальных присутствующих.

— Зная нас как своих верных друзей, Антон Ника-

норович, полагаю, вы не сообщите нам ничего неприят-

ного, — отвечал Чернов, заискивающе заглядывая в

лицо гостя. При этом он пододвинул к нему блюдо с

жареными цыплятами.

Полковник мельком обвел присутствующих

влажными, ничего не выражающими глазами, но промолчал.

— Так что же, Антон Никанорович, может, и

вправду какие-нибудь неприятности? — вкрадчиво спросил

пристав, встревоженный молчанием гостя. Мысль, что

начальник округа мог приехать по жалобе на него,

несколько встревожила Чернова.

— Ничего особенного не произошло, — вяло

отозвался гость и опять замолчал.

— Все же расскажите нам, Антон Никанорович, —

не унимался хозяин. Он быстро прикинул в голове, что

от любой жалобы можно откупиться, и настроение его

снова улучшилось.

— Приговор по делу Гушмазуко, его сына и

племянников отменен Верховной палатой, — сказал

полковник, подумал немного и, не поднимая головы,

отодвинул от себя пустой бокал. — Троих вернули обратно

с каторги, и сейчас они находятся в грозненской

тюрьме...

Улыбка мгновенно слетела с лица Чернова. Он

бессмысленно обвел гостей глазами; побледневшее его

лицо покрылось темными пятнами. В конце стола, у входа

в комнату, сидели четверо чеченцев, польщенных тем,

что их допустили сюда. Это был Адод Элсанов,

старшина Говда и двое Веденских купцов.

Неожиданно с места поднялся Адод.

— Господин полковник, — произнес он, плохо

выговаривая русские слова, — это зачем

Зелимхан пришел

назад?

— Как зачем? Суд вернул его, — сказал

полковник. — А вы что, боитесь его возвращения?

— Нет, — гордо ответил Адод, хотя голос его

дрогнул. — Моя Зелимхана не боится. Зелимхан не

мужчина.

Уловив, что в разговоре упомянуто имя Зелимхана,

махкетинский старшина внимательно прислушивался к

разговору.

— Скажи мне, Адод, — тихо спросил он,

наклонившись к другу, — почему полковник разговаривает про

Зелимхана?

— Э, разве ты не понял его? — удивился Адод.

— Очень плохо, — признался Говда.

— Полковник говорит, — объяснил Адод, — что

Гушмазуко со своей оравой находится в Грозном, что

приговор суда по их делу отменили. Возможно, что их

освободят, — добавил он от себя.

Говда сразу съежился, словно его окатили холодной

водой.

Полковник заметил, что его сообщение произвело на

собравшихся сильное впечатление, чуть улыбнулся

и добродушно заметил:

— Но если даже их освободят, в этой банде не

осталось никого опасного: старик Гушмазуко сильно

болен, а из молодых кто-то умер там, — и, взяв бокал,

услужливо наполненный Черновым, он обвел

присутствующих испытующим взглядом.

Адод Элсанов, который был посмелее своего

коллеги и лучше говорил по-русски, спросил гостя:

— Господин полковник, скажите, пожалст, не

Зелимхан ли помер?

Полковник, хотя и знал, что умерли племянники

Гушмазуко, а не Зелимхан, желая позабавиться,

небрежно ответил:

— Точно не знаю. Но какая разница, если шайка

поубавилась, — и он махнул свободной рукой: дескать,

хватит об этом.

Адод пристально поглядел на подавленного махке-

тинского старшину и, стараясь улыбнуться, еле слышно

произнес:

— Ничего, пусть даже их освободят, но жить Гуш-

мазукаевым мы здесь все равно не дадим.

Говда, хорошо знавший, что отвечать за оскорбление

семьи Гушмазуко придется прежде всего ему и его сыну

Успе, не успокоился, услышав кичливое заявление Адо-

да. Он сидел молча, уставившись в пол. Затем Говда

повернулся к Адоду и проверил, выпил ли он свой

бокал. Сам Говда вообще-то не пил. Но что только не

сделаешь ради пристава Чернова, который был для

махкетинского старшины самым большим начальником.

И, заискивающе улыбнувшись Чернову, Говда