Земля надежды

Грегори Филиппа

— Нет, — сказала Эстер.

Он снова помедлил и глянул ей прямо в лицо проницательным взглядом. Эстер почувствовала внезапный страх, она посчитала его за глупца, но живой, оценивающий взгляд, которым он окинул ее, отнюдь не был взглядом глупца.

— Я все-таки верю, что вы за короля, госпожа Традескант, — сказал он, и в его голосе была слышна угроза. — Когда король вернется в Лондон, ему понадобится поддержка верных слуг. Вам придется предоставить ваш дом в его распоряжение.

— Я ничего в этом не понимаю, — слабым голосом

проговорила Эстер. — Я просто присматриваю за домом и садом в отсутствие мужа…

— По всей стране полно жен и вдов точно в таком же положении, как и вы, — резко сказал он. — И они не забывают, кому хранят верность. Вы за короля? Или нет?

— За короля, — без всякого энтузиазма ответила Эстер.

— Значит, его величество потребует ваших услуг! — сказал таинственный посетитель. — Можете на это рассчитывать.

Он кивнул ей, повернулся и пошел через маленький подъемный мостик через ручей на обочине дороги в Ламбет. Эстер смотрела, как он удалялся широкими шагами, плащ развевался, перья качались на шляпе, благородный дворянин и кавалер с головы до пят. Эстер захлопнула дверь перед своим страхом и посланником короля.

Она ненадолго задумалась, потом вернулась в гостиную и написала письмо Александру Норману.

Может статься так, что мне понадобится ваша помощь. Пожалуйста, сообщите, есть ли по соседству с вами чума. Вполне вероятно, я соберусь приехать и погостить у вас несколько дней.

Она запечатала записку и прошла через кухню. Садовник Джозеф как раз обедал там хлебом с беконом.

— Можешь отвезти это кузену Норману в Олдгейт? — спросила Эстер.

Джозеф вытер рот тыльной стороной ладони.

— Я сегодня днем как раз собирался срезать листья с ранних тюльпанов, — сказал он.

Эстер в неуверенности помолчала. В Ковчеге было мало чего более ценного, нежели тюльпаны.

— Даже если и так, — сказала она. — Думаю, письмо важнее. Отдай только ему, прямо в руки, и дождись ответа.

Джозеф вернулся с ответом, когда уже начало темнеть.

Эстер сидела на террасе перед домом, наслаждаясь закатом и тем, как медленно сгущались сумерки. В тихом полумраке сад являл собой заколдованное место. В нижнем саду яблоневый цвет клубился, словно туман, вокруг крон деревьев, дневной насыщенный цвет тюльпанов померк, и они светились на своих клумбах, как белые чаши.

Эстер подумала о Джоне Традесканте, старом человеке, которого она встретила и который вверил ей заботу о своих внуках, и подумала, что сад был его памятником, точно так же, как и резной камень на могиле в церковном дворе.

— Он ничего не писал, он сказал мне все на словах.

Неожиданно появившийся перед ней Джозеф заставил ее подпрыгнуть на месте.

Эстер прижала руку к груди.

— Как ты меня напугал! Вышел из сумерек, как призрак!

— Он сказал: «Чумы нет. Комнаты готовы. Как только соберетесь».

Слушая доклад

нахмурившегося от напряжения Джозефа, Эстер улыбалась.

— Это все?

— Абсолютно. Я заучил наизусть, а он заставил меня повторить раз двадцать, прежде чем отпустил обратно.

— Спасибо тебе, — сказала Эстер. — Джонни, Френсис и я — все поможем тебе завтра с тюльпанами.

Он кивнул и пошел на задний двор, к колодцу во дворе и к кухонной двери. Эстер осталась одна, глядя на то, как последний свет покидает верхушки деревьев и кивающие цветы. Когда стало холодно, она встала и пошла к двери.

— Джон, — тихо сказала она, — как жаль, что тебя нет дома.

Лето 1643 года, Виргиния

С того момента, как он попал в деревню индейцев, жизнь Джона потекла таким же строго установленным порядком, как и плавно-равномерная жизнедеятельность его английского дома.

По утрам мальчик Сакаханны будил его, принося гладкую черную миску с горячей водой для умывания. Выйдя из хижины на холодный рассвет, Джон видел, как племя направлялось к реке для утренней молитвы.

Когда они возвращались, Джон искал взглядом в этой процессии Сакаханну. Она шла с оживленным лицом, с одной стороны от нее двигался муж, с другой — его сын, а на спине она несла привязанного младенца. Мальчик был просто тенью Сакаханны, и, казалось, она всегда знала, где он в данный момент находится, даже не оглядываясь посмотреть. Было очевидно, что, когда она вышла замуж за его отца и усыновила мальчика, она создала с ним связь, простиравшуюся на любое расстояние и такую же ощутимую, как реальное прикосновение.

Прежде чем мальчика кормили завтраком, он должен был выполнить урок по стрельбе в цель. Сакаханна отрывала от дерева клочок мха и подбрасывала в воздух. И пока маленькая стрела не пронзала падающий мох, завтрака мальчику было не видать. Иногда Сакаханна с мальчиком проводили под деревьями много времени, и требовалось три, четыре, пять попыток, прежде чем Джон слышал короткую похвалу и видел, как ее пальцы быстро касались его темноволосой головенки.

— Он лишился матери, когда был совсем маленький, — объяснила она Джону. — Ему так многому надо еще научиться.

— А почему отец не учил его? — спросил Джон.

Уж очень соблазнительной была возможность пожаловаться на мужа Сакаханны, заставить его глупо выглядеть в ее глазах. Но она просто вскинула голову и засмеялась.

— Выпустить ребенка в этот мир — это забота женщины, — просто сказала она. — Мужчина не может этого делать.

Когда солнце вставало и согревало воздух, они собирались и завтракали фруктами, орехами или жидкой кашицей из кукурузной муки и ягод. Стояло как раз самое голодное время, когда зимние припасы уже почти все подъели, а летний урожай еще не созрел. Но даже сейчас в деревне никто не оставался голодным.