Земля надежды

Грегори Филиппа

Но он не сдавался. Джон решил, что скорее умрет на тропе, поспевая за воинами повхатанов, чем вернется в деревню, где единственное, что он сможет сказать, это то, что он даже не увидел оленя, которого пообещал убить, потому что запыхался и слишком устал от прогулки по лесу.

Прошло еще десять минут, потом еще десять невыносимых минут, пока цепочка воинов танцевала по тропе, следуя друг за другом и ступая в след друг другу так точно, что любой, прошедший после них, подумал бы, что преследует всего одного человека. За ними шел Джон, делая два шага там, где они ступали всего один раз, потом полтора шага, потом бежал несколько шагов, а потом возвращался к ходьбе.

Вдруг

они остановились. Пальцы Аттона, прижатые к боку, слегка растопырились. Другого сигнала не понадобилось. Пальцы раскрылись и сомкнулись дважды: олени, стадо. Он поднял указательный палец и мизинец: со взрослым оленем-самцом.

Аттон смерил взглядом всю цепочку охотников, и медленно, одна за другой, все наполовину выбритые головы обернулись посмотреть на Джона. На лице Аттона появилась вежливая улыбка, отразившаяся на лицах всех остальных. Вот стадо, вот большой олень. Это охота Джона. Как он предполагает все организовать, чтобы они убили одного, а лучше трех оленей?

Джон осмотрелся. Иногда охотники поджигали лес и гнали стадо оленей в засаду. Еще большее искусство требовалось охотнику, чтобы загнать оленя в одиночку. Аттон славился среди племени своим искусством мимикрии. Он мог накинуть оленью шкуру на плечи, привязать пару рогов к голове и подобраться к животному так близко, что мог встать рядом и буквально закинуть руку ему на шею и перерезать горло, пока олень пасся. Джон знал, что этот опыт ему не пригодится. Требовалось сначала загнать оленя и лишь потом убить.

Они были недалеко от заброшенного поселения белых. Какое-то время тому назад здесь стоял дом у реки, а теперь олени паслись на поле, где посреди травы все еще прорастала кукуруза. Там, где когда-то был дом, валялась целая куча пиленого леса. На берегу виднелись остатки причала, где раньше останавливался табачный корабль. Все это годами лежало в руинах. Причал на деревянных стойках погрузился в предательскую речную грязь и теперь представлял собой скользкий спуск в реку. Джон посмотрел на расположение земли и без всякой видимой причины вспомнил о том, как отец рассказывал ему об отступлении английских солдат на Иль-де-Ре по дороге через болото, как французы преследовали англичан и гнали их по деревянному настилу через трясину, как забивали их насмерть прямо в воде, когда стал подниматься прилив.

Он кивнул, изображая уверенность в том, что у него есть план, как будто в голове у него было что-то большее, нежели видение того, что когда-то видел его отец, хотя в данный момент ему отчаянно нужно было что-то такое, что он мог сделать сам.

Аттон одобрительно улыбнулся и поднял брови, изображая интерес и оптимизм.

Он ждал.

Все они ждали, что сделает Джон. Это была его охота. Это было его оленье стадо. Они были его воинами. Как распорядиться ими всеми?

Чувствуя себя дураком, но упорствуя, несмотря на чувство полной некомпетентности, Джон приказал одному индейцу встать позади стада, другому — сбоку. Он сложил руки в виде чаши: они должны окружить стадо и погнать его вперед. Он показал на реку, на затонувший пирс. Они должны гнать оленей в этом направлении.

Сохраняя, как дерзкие школьники, полное безразличие на лицах, мужчины кивнули. Да, пожалуйста, если он так хочет. Они согласны окружить стадо. Никто не посоветовал Джону проверить направление ветра, подумать о том, как охотники доберутся до своих заданных мест все одновременно, как расставить их таким образом, чтобы каждый добрался до своего места как раз тогда, когда все остальные тоже будут готовы. Это была охота Джона, и он должен был провалиться совершенно самостоятельно, без помощи и без помех.

Но ему,

как часто бывает с новичками, повезло. Как только охотники начали продвигаться к указанным местам, пошел дождь, тяжелые капли убили запахи и спрятали шум передвижения охотников по лесу вокруг поляны. А они все-таки были искусными охотниками и не могли таить свое искусство. Они не могли двигаться шумно или неосторожно, окружая оленье стадо, даже если бы захотели. Так прочно укоренилось то, чему их обучали с детства.

Они легко ступали на сухие прутики, они мягко двигались сквозь шуршащие кусты, они проскальзывали мимо колючек, которые могли бы зацепить их одежды из оленьих шкур со звуком рвущейся бумаги. Они могли не помогать Джону в его задаче, но они не могли отказаться от собственного мастерства.

За считаные секунды команда охотников окружила стадо и была готова к сигналу двигаться вперед. Джон держался позади, у донышка чаши. Он надеялся, что стадо, увязающее в грязи, погонят перед ним и у него будет шанс на точный выстрел. Он еле заметно махнул рукой, давая знак «погнали», и получил огромное удовольствие, увидев, как все, включая и Аттона, подчинились его команде.

Одна, а за ней вторая оленья голова поднялись над кустами, оленихи высматривали своих оленят. Самец принюхался к ветру. Единственный запах, который он уловил, был чистый запах речной воды позади стада. Он неуверенно осмотрелся, потом повернул голову и прошел немного обратно, по пути, по которому они пришли к реке.

Охотники замерли по знаку Джона, а потом, когда он поманил их, снова двинулись вперед. Стадо начало замечать, что происходит нечто неладное. Через внезапную пелену дождя они ничего не видели и из-за стука крупных капель по летней листве ничего не слышали, но у оленей появилось чувство беспокойства. Они сомкнулись теснее и последовали за самцом, направившимся к реке. Он покачивал тяжелой головой то в одну, то в другую сторону, озирался вокруг и держал направление к воде.

Джону следовало бы проявить выдержку, но он не мог ждать. Жестом он показал охотникам «идите вперед», и от катастрофы его спасло только мастерство охотников. Они физически были не способны рвануться вперед, обратить стадо в паническое бегство и потерять его. Они не могли сделать это даже для того, чтобы унизить дюжину англичан. Они не могли сделать это точно так же, как Джон не смог бы выкосить грядку с цветущими тюльпанами. Их мастерство доказывало себя, даже если им и хотелось поозорничать. Они не подчинились торопливым командам Джона и отступили, ожидая, пока обеспокоенные головы не опустились снова к траве, а трепещущие уши не успокоились и не перестали поворачиваться и вздрагивать.

Джон снова показал рукой «идите вперед». И на этот раз они медленно пододвинулись чуточку ближе, как будто одно их угрожающее присутствие могло заставить оленей подвинуться к реке.

Охотники были правы. Глубинное понимание между оленями и повхатанами таково, что оленю не нужно их слышать, ему не нужно их видеть. Голова самца снова поднялась, и он решительно пошел по тропе, которую когда-то протоптал фермер от маисового поля к причалу, оленихи с оленятами пошли за ним.

Джон махнул рукой «вперед, вперед!». Вожак пошел быстрее, а охотники поспешили за ним. И тогда, как будто они могли ощутить возбуждение еще до того, как услышали или увидели, олени поняли, что их преследуют. Они запрокинули головы, вращая темными влажными глазами, и пустились рысью, потом перешли на легкий галоп, а потом ринулись вниз по недлинной грязной дорожке, по которой могли двигаться только гуськом, к обманчивой безопасности причала, простиравшегося в реку, как дорога в рай.