Земные наши заботы
Шрифт:
надо обязательно побывать на Рязанщине, неторопливо поездить, походить по
той ее части, которая именуется Мещерой.
Понимаю, каждый из нас читал повесть К. Г. Паустовского об этом крае,
природа которого стала главным действующим лицом, его и нашей любовью.
Поэтому при слове «Мещера» видятся нам медноствольные сосны, тихие лесные
речки с чарующими названиями, лесные озера и старицы, на километры тянущиеся
луга с неслыханным разнообразием
здесь, в этом богатейшем естественном музее флоры и фауны центра России.
Однако мой рассказ не о лесах Мещеры — о ее ниве.
Мне повезло. С Мещерой меня знакомил Иван Иванович Дорофеев, человек,
который в этом краю исходил с Паустовским не один десяток километров, а за
жизнь свою обошел всю Мещеру, все ее самые глухие и непроходимые,
недоступные для других уголки. Нет, это не хобби его, а дело, которое он
любит, как любит Мещеру. А любит он ее так, что за всю жизнь свою лишь
однажды провел свой отпуск за пределами Мещеры, да и то не весь, а всего
несколько дней. Отозвали на изыскания, потому что лучше Дорофеева никто не
знает здешних природных особенностей. Он — инженер-гидротехник, заслуженный
мелиоратор РСФСР, многие годы возглавлявший изыскательские партии, а ныне
руководитель Рязанского проектно-изыскательского института по проектированию
водохозяйственного строительства (Рязаньгипроводхоз). Однако, став
директором института, ведающего реками, озерами, болотами Рязанщины,
разрабатывающего проекты обновления земли, в душе он остался изыскателем, да
и обликом тоже — с обветренным лицом и руками крестьянина, всю свою жизнь
проработавшего на земле в зной и в непогоду. Может исподволь и обрел бы он
некоторую изнеженность, если бы сидел сиднем в своем просторном кабинете,
если бы, уже будучи руководителем, не облачался в робу изыскателя, когда
нужда в этом возникала
Однажды зашел к нему молодой специалист, которого на изыскания
направляли, а он видел себя проектировщиком. С этим и пришел к директору.
Иван Иванович внимательно выслушал все его доводы, потом сказал вовсе не
директорским тоном:
— А теперь мой совет послушай. Хорошим проектировщиком можно стать лишь
в одном случае — походив по земле изыскателем. Надо научиться смотреть на
все своими глазами, глазами натуралиста, тогда, проектируя, не только умом
воспринимаешь каждый новый объект, а физически его чувствуешь, видишь не
какое-то сырое болото, которое надо осушить, а знакомый тебе уголок природы,
нуждающийся в улучшении. В таком улучшении,
взаимосвязей с рекой, лесом, всем миром природы
Слушал я разговор старшего с младшим, не по чину, а по возрасту, и
хотелось добавить вот что он край свой узнает и полюбит, не будет
безразличен к натуре на которую вынесен его проект, научится душой болеть за
« свое дело, радоваться успехам, переживать, если ущерб природе причинит,
пусть и ради благой цели, или укор услышит. Но тогда надо было добавить и
другое: как любит, болеет, переживает Иван Иванович.
Впервые я встретился с этим человеком, так непохожим на директора, во
время поездки группы писателей по мелиоративным стройкам Рязанщины. Хозяева
с гордостью показывали обновленные земли, называли объемы работ, сроки
окупаемости затрат, количество продукции, получаемой до и после.
А как чувствует себя природа? Не скудеет ли она?
Как чувствуют себя реки и озера? Не мелеют ли они в результате всех этих
преобразований? — спрашивали писатели.
Мелиораторы хоть и отвечали на эти вопросы, но без той уверенности и
увлеченности, с какой называли они экономические показатели, поэтому в
разговоре об экологии писатели все решительнее брали верх. Каждый приводил
примеры, которые подтверждали, что вопросы вовсе не надуманны, они на
горьком опыте основаны.
И тогда поднялся человек, который, представившись, начал, не без обиды за
подобные нападки, рассказывать о том, что здесь было и что здесь стало. Нет,
не о количестве продукции он говорил. Он тоже речь вел о природе, о самой
чистой и тихой красавице Пре, об озерах и старицах в ее пойме. Рассказывал в
деталях, которые стороннему человеку конечно же неизвестны, их мог знать
только человек, исходивший своими ногами всю пойму и каждое болото,
проваливавшийся в трясины, умудрявшийся на кочке-сплавине умостить теодолит
и, не шелохнувшись, проделать все те съемочные операции, которые в обычных
условиях требуют «топтания» вокруг инструмента. Он говорил так убежденно, с
таким поэтическим чувством природы, что все заслушались.
И никто бы не обиделся на него, если бы сказал гостям с упреком:
— А вы собрали ошибки отовсюду и почему-то нам их пытаетесь навязать.
Нет, он не сказал этих слов, но каждый услышал их и согласился: ошибки
эти действительно не на рязанской земле совершены.
Это был Иван Иванович Дорофеев, на которого все обратили внимание,