Жара в Архангельске-2

Стилл Оливия

— А где Ярпен? — спросила Олива у Кузьки, — Пользуясь случаем, мне бы хотелось поближе познакомиться с поклонником моей книги…

— Ярпен, к сожалению, уехал в деревню.

— Ай, как обидно! А я так хотела позвать его на чашку чая…

— Если хочешь, я вызвоню его оттуда, — предложил Кузька, — Видишь ли, Ярпен — поэт, он пишет стихи. И ему порой необходимо абстрагироваться от городского шума в тихой и глухой деревне под Пинегой. Он обожает уединение; обожает читать, и перечитал все книги в городской библиотеке.

У него в деревне, в горнице стоят огромные стеллажи, сверху донизу наполненные книгами.

Олива представила себе деревенскую бревенчатую избу и деревянные стеллажи с ветхими книгами, простой некрашеный стол и керосиновую лампу над ним, а за столом Ярпена, похожего чем-то на Кузьку, только более худого и более светловолосого. Представила она себе это так явственно, что Ярпен со своей несовременной внешностью поэта аж слился и с этими стеллажами и с ветхой книгой, раскрытой на столе, на котором рядом с нею лежали лист бумаги, чернильница и гусиное перо, а чуть поодаль стояла глиняная крынка молока и чугунок с картофелем, только что вынутый из русской печи.

— О чём задумалась? — окликнул её Кузька.

— Да о Ярпене… Значит, поэт, говоришь. Прямо как Пушкин — тот тоже любил уединение в селе Михайловском…

— Ой ладно, мне пора, — спохватился Кузька, когда друзья уже пришли домой к Никки, — Надо ещё с одним челом встретиться — он дизайнер-разработчик.

— Как? Ты уже уходишь? — спросила Олива, — А как же чаю?

— Я бы с превеликим удовольствием остался, — тихо сказал Кузька, глядя из коридора на тёмный силуэт Оливы в дверях комнаты, — Но раньше я договорился с человеком, он меня ждёт. А завтра, — добавил он, скользя взглядом по её стройной, обтянутой тёмным трикотажным платьем фигуре, — Завтра я обязательно приду. Обязательно.

— Ну что ж, приходи, — улыбнулась Олива, поправляя заколкой волосы.

— Да. Да. Обязательно, — повторил Кузька, продолжая топтаться в коридоре.

Олива стояла, опершись рукой о дверной косяк и молча, улыбаясь, ждала.

— Ты коварная женщина? — тихо спросил Кузька, стоя на пороге.

Олива задумалась.

— Это как посмотреть…

«Ну вот, теперь, кажется, и Кузька вошёл в число моих поклонников… — думала Олива, ложась в постель, — Вчера был Хром Вайт, теперь вот Кузька… Интересно, кто следующий…»

Олива вспомнила, как вчера Хром Вайт четыре часа подряд, не отрываясь, курил на кухне кальян, когда все уже перешли в спальню смотреть фильм. Она видела, что с Хромом что-то не то, и смутно догадывалась, что в этом есть доля её вины. Жалко ли Оливе стало Хром Вайта, или что-то другое, помимо жалости, шевельнулось в её душе к этому светловолосому как все северяне и большеглазому парнишке, но она сама не зная зачем вернулась к нему в кухню.

— Ты с ума сошёл, — тихо сказала она ему, — Зачем ты так долго куришь кальян? Тебе же плохо станет!

— А

тебе не всё равно? — с горечью спросил Хром Вайт.

— Нет. Мне не всё равно.

…А потом они вышли на балкон, и Хром целовал её, целовал ей шею, плечи, руки, каждый пальчик. Он целовал её почти как Салтыков год назад, когда тот был ещё страстно влюблён в Оливу. Но всё-таки, это был не Салтыков. И даже не Даниил, хотя Даниил уже ушёл в такое далёкое прошлое…

— Никки, — произнесла Олива, видя, что её подруга ещё не спит, — Я у тебя всё хотела спросить… Ну, да сейчас это уже, конечно, не имеет значения, а так… из любопытства…

— Это касается Даниила? — догадалась Никки.

— Да, — отвечала Олива, — Ты его… любила?

— Любила…

— А сейчас?

— Сейчас? Нет, — произнесла Никки, глядя в потолок.

— Ты его бросила?

Никки кивнула головой.

— А почему? — спросила Олива.

— Потому что я его больше не люблю. Была любовь — и прошла. Как ангина.

— А разве настоящая любовь может пройти?

— Настоящая — нет. И ты тоже не любила его по-настоящему…

— Почему?

— Разве ты его любишь до сих пор?

— Нет, — помолчав, сказала Олива, — Уже нет.

— Ну вот…

Звёзды на потолке слабо светились в сумерках белой ночи. У Никки весь потолок в спальне был в звёздах.

— Как странно, — задумчиво произнесла Олива, — Когда-то мы с тобой были врагами, потому что обе делили Даниила, он был нужен как воздух и тебе и мне. А теперь вот лежим в одной постели, а он стал не нужен ни тебе, ни мне…

— Да, — отвечала Никки, — Кто бы мог подумать…

Гл. 27. Рандеву на кухне

В десять часов утра в Никкиной квартире раздался звонок в дверь.

— Кого это несёт в такую рань… — сонно проворчала Олива в подушку.

— Это Гена, — Никки вскочила с постели и как была босиком и в пижаме ринулась открывать дверь.

— Какой ещё Гена?

— Гена, мой приятель, — откликнулась Никки из коридора, — У него днюха сегодня. Двадцать лет.

— А чего он так рано припёрся? — зевнула Олива.

— Так он днюху здесь будет отмечать. Тридцать человек народу придут. Он продуктами затарился, щас с утра будем жратву готовить.

Олива, сонно хлопая глазами, села на постели. Между тем, Гена, плотный парень сангвинического типа, с хамоватым, но добродушным лицом, ворвался в квартиру, неся в руках ящики с пивом и мешки с продуктами.

— Долго спите, — заметил он, и, обращаясь к Оливе, представился: — Гена.

— А я Олива…

— Москвичка что ли?

— Да, — удивлённо отвечала она, — А ты откуда знаешь?

— Тебя акцент выдаёт.

— Какой ещё акцент?

— Мааасковский! — Гена сунул ей в руки мешки с продуктами, — На-ка, отнеси это всё в холодильник.