Железная хватка графа Соколова
Шрифт:
В роковой для знаменитости вечер он прибыл в Эртелев переулок, 5 — в «Атлетический кабинет» дяди Вани. Так звали известного тренера профессора Лебедева. Залы были заполнены силачами, гремевшими железом. Исторический факт — на ринге боксировали... дамы.
Занятия тут же прервались, отовсюду слышались восклицания:
— Ах, Штам — душечка! Какие мышцы! Ежи, покажите нам что-нибудь из трюков, умоляем!
Чемпион великодушно сбросил пиджак:
— Просьба дам для меня священна! Дайте два стула...
Он лег затылком на, один, на другой
— Прошу двух боксерш встать на мою грудь!
Дамы были смелыми, взобрались на бескрайнюю плоть, а фотограф увековечил их для истории. Почти полминуты этот живой мост сохранял свою прочность.
— Я нагулял изрядный аппетит! — сказал Штам,
надевая пиджак.
— Едем в «Вену»! — произнес великий князь. — Ресторатор Иван Соколов просил почтить его...
Авто фыркнуло и понесло на Гороховую — угол Гоголя, а газетчики строчили дифирамбы «феномену силы».
Властители дум
Теперь и не вспомнить, кто нашелся умный и устроил на углу двух оживленных улиц — Малой Морской и Гороховой — трактирное заведение. Во всяком случае, уже в благословенные времена матушки Екатерины тут гуляли вовсю.
Но в 1903 году напротив военного министерства бывший лакей и сметливый русский человек Ванюшка Соколов на собранные за годы унизительной работы гроши с Божьей помощью устроил заведение — «Вена».
Теперь звали ресторатора почтительно — Иваном Сергеевичем, и весь Питер потешался удивительной схожестью его внешности с министром Макаровым. Случалось, что городовые путали и отдавали честь.
Иван Сергеевич удумал замечательную штуковину. Он стал привечать писателей и деятелей культуры.
— Цены для властителей дум у меня самые унизительные! — уверял ресторатор. — Себе, можно выразиться, прямой убыток.
Но убытку не происходило, ибо был тонкий расчет, как в бильярдном зале, который в «Вене» тоже одно время был — от двух бортов в лузу. Посетители загульные, тароватые валом перли, потому что...
— Кому хошь лестно на живого Федора Ивановича посмотреть, с Алексеем Максимовичем словом перекинуться, с Куприным на брудершафт пропустить... Кстати, вчерась на руках до самой коляски вынос тела был, властитель дум под черную икорку сил не рассчитал. Оч-чень народ до этих подробностей любопытен-с!
Вызов
Великий князь Кирилл Владимирович, феномен силы Штам и примкнувший к ним друг всех атлетов Куприн появились в круглом Литературном зале, заполненном артистами, художниками (расплачивались картинами), адвокатами, офицерами, пьяницами Государственной думы, богатыми кутилами — купцами и спекулянтами.
В уголке сидел и граф Соколов, неожиданно встретивший своего давнего знакомца — Ивана Бунина. Тот вполголоса
Сквозь редкий сад шумит в тумане море—
И тянет влажным холодом в окно...
Вдруг Бунин, обладавший острым слухом, прервался, кивнул на столик, за которым сидел феномен с друзьями:
— Аполлинарий Николаевич, слышишь, Куприн подначивает!
Разогревшийся водочкой Куприн громко говорил:
— Этот граф Соколов только что десятерым разбойникам скрутил головы и всех спустил под лед... Ты, Штам, пожалуй, с графом-то не справился бы. Жидок ты против него!
У феномена глаза налились кровью.
— Да я из этого графа пыль выбью, что из старого мешка! Да я его... — и дальше шло пьяное хвастовство, весьма развлекавшее посетителей. Это внимание подстегивало феномена, и он орал уже на весь зал: — Плевал я на вашего Соколова! Я его узлом завяжу...
Завсегдатай «Вены» Алексей Толстой, посасывая трубку, пророкотал:
— К вашим успехам, граф, ревнует! Проучить не мешает...
Соколову и самому надоело слушать пьяную похвальбу. Он медленно встал. Зал замер в ожидании сильных впечатлений. Соколов вплотную подошел к феномену, долгим взором заглянул в его мутноватые очи. И вдруг схватил за ухо и начал безжалостно трепать, приговаривая:
— Держи язык за зубами, держи язык за зубами...
Несколько офицеров бросились к столику, навалились на феномена, оттащили Соколова, который, впрочем, и сам спокойно уселся на свое место и продолжил ужин.
Но феномен пылал жаждой мщения. Он вскочил, погрозил кулаком:
— Я разделаюсь с вами, граф, на ринге!
Соколов, утирая уста салфеткой, молвил:
— Несчастный, коли тебе хочется, я тебе морду обязательно набью.
— Теперь же едем в манеж!
— Теперь я ужинаю. И с пьяным не боксирую.
— Испугались, граф? Пусть завтра в шесть пополудни в Михайловском манеже. По правилам английского бокса! — орал феномен. Именно в этом виде он был особенно силен.
— Согласен! — кивнул Соколов.
Ажиотаж
Человеческие страсти, если их разбудить, порой выходят из разумных пределов. Весть о необычном поединке моментально пролетела по северной столице. Каждому вдруг обязательно потребовалось присутствовать на этом зрелище.
На другой день уже с утра толпы перли на Манежную площадь, к Михайловскому манежу. Полицейские — пешие и конные — с трудом сдерживали собравшихся. Спекулянты торговали билетами по сумасшедшим ценам. Пронесся слух, что на поединок пожалует государь с наследником. Слух не оправдался. Но имена тех, кто приехал к открытию, вполне могли бы составить солидный том — «Список высшим чинам империи»: члены Государственного совета, Совета министров, Правительствующего сената, руководители министерств и, разумеется, вечные проныры, лишь недавно сбежавшие из провинциальных дыр, — члены Государственной думы.