Железноцвет
Шрифт:
– Совсем страх потеряли, – ухмыляюсь я. – Смотри внимательно, Зоя. На самом деле, ополчение Массива негласно контролирует и разбомбленный район тоже, но тут, у станции, начинается их полноправная вотчина. Будь начеку.
– Всегда.
При моем приближении горожане расступаются, морщась и сплевывая под ноги. Их неприязнь легко объяснить – мое перекошенное лицо покрыто наростами и лишаем, столь же омерзительными, сколь и фальшивыми.
– Так, давай, пошли! – командует старший коричневых, глянув на часы. Толпа гудит одобрительно
Одного человека уже пропустили – он спешит вверх по лестнице; слева от ворот молодчики обыскивают пару сумок, принадлежащих очень сомнительного вида личности в черном капюшоне.
– Фу, сука, вот ебало! – глянув на меня, морщит нос часовой. – Семен, речников принесло.
– Пораньше встанешь – побольше сделаешь, – приветливо скриплю я, сверкая железными коронками.
– Э, а где этот, который? – хмурится Семен, косолапя к нам. Крест на рукаве – значит, сержант ополчения. – Ну этот, обычно который?
– Косой, что ли? – скалюсь я. Семен неуверенно кивает. – Анемийка прижала. Оклемается – приедет.
– Ну-ну, – кивает Семен. – Показывай, че привез, речник. Нет, ты ставь, сам посмотрю. Там стой. Ты тоже, девка.
Я сразу предъявляю солдатам свой набор отмычек и мультиинструмент. Они не вызывают интереса. Семен начинает без особого энтузиазма копаться в набитых гадами баулах, а нас с Зоей проводят сквозь металлодетектор, а потом дотошно обыскивают двое в перчатках и масках. Зоя даже бровью не ведет, когда ее бесцеремонно щупают за грудь и между ног.
– Нахуй с ними связалась, девка? – бормочет сержант, копаясь в своем подсумке. – У этого небось уже отгнило все.
– Че ты знаешь, дуб? – бойко отзывается Зоя. Семен жмет плечами.
– Шла бы к нам, у нас все ладом, – развивает мысль он.
– Время – денежки, товарищ сержант, – деликатно тороплю я.
– Сфинкс тебе товарищ, речник, – хмурится он. Я прикусываю язык.
Семен извлекает из подсумка громоздкий дозиметр и, включив его, проводит сначала над одной сумкой, потом над второй. Пройдя пол сумки, дозиметр внезапно начинает трещать. Семен сразу же замирает, а потом внимательно смотрит на меня. Холодок возникает в моей груди.
– Санек – смотри его, – командует сержант. Со стороны пулеметного гнезда доносится клацанье затвора. Семен лезет в сумку обеими руками. Несколько раз ему попадаются костяные детали, но пока он лишь недоуменно смотрит на них.
– А чистить мне, что ли? – тихо ворчит он. – И дерут же втридорога, шкуры. Не помню, когда селедку нормальную ел, без этого триппера. У малого что ни день – живот крутит…
Он все больше углубляется в сумку. Зоя бросает мне обеспокоенный взгляд. С каждой рыбой лицо Семена становится все более хмурым.
– О! – вдруг озадаченно говорит он, и снова смотрит на меня. – А это че?
Я чувствую, как вокруг напрягаются ополченцы. В толпе намечается
На самом дне баула, вся покрытая слизью и жиром, притаилась маленькая баночка с желтоватой жидкостью. Попав на свет, пиявки, облепившие стенки баночки, оживляются.
– Это че такое? – нехорошо ухмыляется Семен.
– Давай договоримся, а, сержант? – заискивающе улыбаюсь я, и лезу в карман.
– Уже договорились, – говорит Семен и, забыв брезгливость, берет баночку и кладет себе в карман, после чего снова поднимается в полный рост. Всем своим существом я выражаю плохо скрытое негодование.
– Съел, речник? – говорит Семен. – Теперь иди. Продавай своих гадов, – скалится он. – Этих пропускаем, Санек.
В последний момент сержант ловит меня за локоть и, придвинувшись вплотную, говорит с неприкрытой угрозой:
– В следующий раз чтобы столько же принес. Понял? Или твоя соска натурой заплатит.
Я любезно киваю и, раскланявшись с ополченцами, подбираю сумку с земли. Только на подходе к лестнице, когда мы уже проходим пулеметное гнездо, Зоя решается заговорить.
– Елки-палки, я уж думала – все! Ну даешь. Че ж ты мне про банку не сказал?
Я первым начинаю подъем по лестнице, стараясь не кряхтеть.
– Знаешь, – говорит Зоя. – Мне все как-то не по себе от того, что мы Аркашу так оставили, Петь.
– Ничего с ним не будет. Сутки проспит, как минимум. Успеем вернуться. Если не успеем – я попросил девчонок из левого крыла подойти. Потому и дверь запер на один замок – от него у них есть ключ. Они обо всем позаботятся.
– Не больно-то веришь им?
– Я – чекист, Зоя. Сдать меня некому, обокрасть – себе дороже. Это они все знают, – говорю я.
Девочки также знают, какая часть выручки их конторы приходится командованию Управлению, а какая – конкретно моему подразделению. А еще они знают, что я ем, где убираться в моей квартире, и когда ко мне положено приходить одной и с массажными принадлежностями, а когда – с подругой и на всю ночь.
– Неужели тебе его ничуточки не жалко, а? – спрашивает Зоя. – Брат, все таки. Семья.
Вместо ответа я набираю скорость. Достигнув верхней площадки, я выглядываю из-за угла. На платформе уже стоят человек двадцать, не меньше. Ждут поезда.
– “Тот, кто сотворит зверя из себя, есть тот, воистину, кто избавит себя от страданий бытия людского”, – вдруг говорит Зоя. – “Да будут вечно жить труды Виктории Ворониной”.
Вздрогнув, я оборачиваюсь к ней, и Зоя кивком указывает на надпись, украшающую вход в помещение станции. Надпись нанесена газетным шрифтом, явно по трафарету. – Не нравится мне это, Петя, – говорит Зоя.