Железные Люди в Стальных Кораблях

Багрянцев Владлен Борисович

Распоряжался за столом старый знакомый – сбитый летчикмитраист Ганнибал, освобожденный из драконского плена испанскими легионерами. Побежденных драконцев он встретил как старых друзей и отвел им почетные места.

– В прошлый раз мы не договорили, – заявил Ганнибал, предлагая своим «друзьям» все новые и новые угощения.

– О чем вы? – равнодушно спросил Аттила Кун.

– О борьбе миров! – воскликнул митраист. – О бесконечной войне! Разве сам факт вашего поражения не породил в ваших головах мыслей о возможном превосходстве нашего пути, Пути Воинов, над

вашими сладкими сказками о возлежащих волках и ягнятах в якобы грядущем мире победившего коммунизма?!

– Поражение? – переспросил Аттила. – О каком поражении идет речь? Дракония сражается.

– Я имел в виду конкретно вас, экипаж бронепоезда, – нетерпеливо пояснил легионер.

– Ах, вы об этом, – натужно рассмеялся комиссар. – Ну что ж, мы разменяли один свой бронепоезд на один ваш, плюс индоокеанский корабль, плюс цеппелин тамплиеров, плюс несколько механических «рыцарей». Наше поражение? Ваша победа? Гордитесь, вы превзошли царя Пирра – он был один, а вы добились аналогичных успехов в составе целой международной коалиции! Превосходство пути? Вы имеете в виду индоокеанский культ Посейдона или тамплиерский культ бога Смерти?

– Я все еще надеюсь, что вы, как солдат, сможете понять меня, – надулся Ганнибал. – Как солдат солдата…

– Нет, – покачал головой Аттила, – именно как солдат солдата я отказываюсь вас понимать. Я воюю с двенадцати лет – и мне надоело воевать. Я устал. Я отправился на эту войну только потому, что надеялся – она окажется последней. Когда мы одержим победу, больше никому не придется воевать.

– Наступит вечный мир? – с иронией в голосе заметил Ганнибал.

– Чтото в этом роде, – равнодушно пожал плечами Аттила.

– Усталость профессионала оканчивается смертью, – задумчиво пробормотал майор Колменарес, командир испанских парашютистов.

– Но обратите внимание, – воскликнул Ганнибал, – вы всетаки начали эту войну, потому что…

– Мы ее не начинали, – перебил его комиссар, – мы всего лишь обороняемся.

– Конечноконечно, – радостно закивал митраист, – и это не ваши люди мутили воду во всех соседних державах в последние двадцать лет.

– Мы оборонялись, – упрямо повторил Аттила. – Или это не ваши люди подстрекали к восстанию мятежные племена на нашей территории?

– Именно так, мой дорогой белый брат, – ухмыльнулся Ганнибал. – «Мятежные племена», надо же! Что вы там говорили про коммунизм и братство народов? А у вас есть «Максим»?

– Я просто пытаюсь говорить на понятном для вас языке, – поморщился комиссар, – разумеется, не «мятежные племена», а «черные бригады» зулуфашистов.

– Действительно, лучше говорите на понятном языке, – согласился митраист. – Вся эта словесная мишура, и то, что вы пытаетесь за ней скрыть…

– Усталость, – напомнил Колменарес.

– Именно так, усталость! – подхватил Ганнибал. – Говоря откровенно, меня не могут не радовать пораженческие настроения в ваших рядах, но я хотел бы понять…

– Вы можете попробовать, – снова перебил его Аттила. – Вы можете попытаться – понять. Боюсь, это невозможно. Вами движет ненависть,

а нами движер любовь. Поэтому мы победим. А вы – уже проиграли.

– Мне кажется, или мы теряем нить разговора? – нахмурился пилотмитраист.

– Вы знаете, я не должен был здесь находиться, – сказал Аттила. – Ведь я стоял в тот день у окна.

– Стояли где? – удивился Колменарес.

– У окна, – повторил Аттила Кун. – В кабинете председателя Тунгстена. Просто огромное окно. Оно выходило во двор, но окружающие здания были гораздо ниже, поэтому из окна открывался прекрасный вид на весь Кейптаун. Когда мы вошли, Тунгстен рассмеялся нам в лицо. Было видно, что он испуган, но не хочет в этом признаваться. «Вы не посмеете», сказал он. И тогда мы выбросили его вниз. С пятого этажа. И он был только первым из многих. Машины прибывали к парадному входу, гвардейцы из Особого Комитета поднимали арестованных на лифте. Им задавали стандартные вопросы и говорили обычные вещи – «революция в опасности», «спасение республики», «общественное благо». Некоторые из них покидали кабинет через другую дверь. Но были и такие, которые не соглашались спасти Республику. И эти последние отправлялись в окно. Знаете, даже приземлившись с пятого этажа на бетонный плац, человек может уцелеть. Особенно если он падает уже не на бетон, а на кучку своих товарищей по несчастью. Но внизу уже стояли гвардейцы и помогали им умереть. А потом пришел полковник Гафний…

– Маршал Гафний, Мастер Огнеметчиков? – уточнил Колменарес.

– Тогда он был простым полковником, – продолжал Аттила. – Ему очень хотелось чтото сказать, чтото пафосное и подходящее моменту, но его хватило только на жалкое: «Вы далеко пойдете, молодой человек». Мастер Огнеметчиков никогда не славился своим краснословием. У него были другие таланты. А я только рассмеялся ему в лицо. Совсем как покойный Председатель за несколько часов до этого. Гафний не обиделся. Он просто заметил, что мне не стоит задерживаться у открытого окна. Свежий бриз, сквозит, так и простудиться недолго.

«Разумеется, – сказал я ему, – так и должно быть. У врат преисподней ветрено».

Комиссар Кун замолчал и надолго припал к своему бокалу.

– Все это очень трогательно, – нарушил наступившую тишину полковник Ганнибал, – но я не понимаю, какое отношение…

– Мы просто ведем светскую беседу, – вежливо пояснил Аттила. – Заполняем воздух пустыми словами. Ваша очередь.

– Вы пытаетесь меня оскорбить? – уточнил пилотмитраист.

– Нет, – возразил драконский комиссар, – я просто пытаюсь объяснить, что мне надоело смотреть, как люди вылетают из окна. Мне надоело стоять у врат преисподней и вглядываться в бездну. Потому что…

– Если бездна вглядывается в тебя, – поспешил перебить его Ганнибал, – нужно вырвать этой суке наглые глаза!

– В следующий раз я так и сделаю, – спокойно пообещал Аттила.

– Именно так! – подхватил Ганнибал. – Не позволяй врагу рассмотреть тебя и найти твои слабые стороны! Не стой на месте – двигайся! Покой – это смерть! Движение – это жизнь! Жизнь – это война!