Жемчужинка для Мажора
Шрифт:
Если дворецкий и удивился, то вновь не подаёт вида, а лишь слегка кивает головой, что я могу идти. Но его пристальный взгляд следит за мной ровно до того момента, как я скрываюсь в коридоре за поворотом, ведущим к гостевому залу.
Странно, что меня так легко пропустили…
Эта мысль волнует меня ровно до того момента, как я достигаю гостевой. А после испаряется, словно её там и не было. Всё моё внимание занимает громкий звук смеха нескольких людей. Я замедляюсь и осторожно подхожу к прикрытым дверям. На моё счастье приглашённые официанты сейчас где-то
Званый ужин в самом разгаре. В гостевой зале, выполненной в золотистых тонах, сидят люди за круглым столом. Они пьют и веселятся. Обсуждают что-то далёкое от моих скромных познаний в бизнесе. Троих из присутствующих я знаю: Лена, Глеб и его отец, Николай. Оставшихся женщину и мужчину я вижу впервые, но догадаться, кем они приходятся Крицкой, очень просто, учитывая их сходство, заметное невооружённым глазом.
— Что вы Николай, мы уверены в том, что наших детей ждёт светлое будущее. — Темноволосая женщина, сидящая напротив Глеба и Николая, манерно прикладывает руку к груди. — Они ведь знакомы уже почти десять лет. Да и их свадьба была оговорена чуть ли не с самого начала.
Десять лет…
Я и подумать не могла, что Соколовский и Крицкая настолько близки. Почему Глеб ни разу об этом не упомянул?
Грудь сжимают болезненные тиски, когда я вижу отеческую улыбку Николая, который не так давно улыбался точно так же, сидя за столом в квартире Глеба. И до меня постепенно начинает доходить, зачем Соколовский старший приезжал к сыну так часто.
Они разговаривали о свадьбе. О договорном браке. И обо мне. Ведь Глеб твёрдо заявил, что хочет на мне жениться.
«Но после ни разу об этом не упоминал», — сразу же проносится в моих мыслях.
Может, Соколовский просто хотел так защитить меня перед матерью? Может, всё, что между нами происходит, не более чем синдром спасателя, как сейчас модно говорить? Может, Крицкая и моя мать правы, и я для него просто новая игрушка, с которой он скоро наиграется и выбросит за ненадобностью, потеряв всякий интерес?
Как же больно…
Я прикладываю руку к груди, сжимая её в кулак. До боли. До побелевших костяшек. До того, что ногти впиваются в ладонь, оставляя на ней глубокие борозды в форме полулуний. Физическая боль отвлекает от душевной, и я, наконец, поднимаю взгляд, чтобы посмотреть на мажора.
Глеб выглядит скучающим. Немного задумчивым. Но не более. Рассеянно ковыряется вилкой в своей тарелке, пока родители Крицкой и его отец обмениваются любезностями. Они продолжают обсуждать благотворный брак своих детей и радостно улыбаться, обрисовывая дальнейшие перспективы развития бизнеса и его расширения.
Я заставляю себя стоять на месте. Заставляю себя ждать. Чего — сама не понимаю. Но знаю, что что-то должно произойти. Вот сейчас, Глеб либо опровергнет всё, либо согласится и не станет идти против отца.
Я не стану делать поспешные выводы. Я дам Соколовскому шанс.
Так я думаю ровно до тех пор, пока Крицкая не открывает рот.
— Это всё, конечно, хорошо, — вкрадчиво начинает
— Дочка! — Возмущённо прерывает её мать. — Некрасиво перебивать чужой разговор. Где твои манеры?
— Мои манеры? — Крицкая выгибает бровь точно так же, как и я недавно у ворот. — Они кончились тогда, когда мой будущий жених завёл себе забаву для развлечений. Поэтому я имею полное право на то, чтобы потребовать гарантии. Договор вполне сойдёт.
Брюнетка откидывается на спинку бархатного кресла кремового оттенка и скрещивает руки на груди.
— Елена. — Строго смотрит на неё отец и хмурит брови.
— Подожди, Жень. — Мать Крицкой кладёт руку на бедро своего мужа. — Это правда? — Обращается к Соколовскому младшему.
Николай в это время прочищает горло, багровеет и тянется к вину в пузатом бокале, стараясь как можно скорее запить своё раздражение.
— Что именно? — Глеб в своей манере отвечать вопросом на вопрос ставит женщину в тупик. Вынуждает её повторить ещё раз. — Не знаю, о чём говорит Лена. Никаких забав и развлечений у меня нет.
— Ты знаешь, о ком я говорю! — Подскакивает со своего места Крицкая и со стуком приземляет свои ладони на стол. — Хватит строить из себя дурака и притворяться.
— Елена, ну-ка быстро сядь на место, — не повышая тона, однако, очень холодно обращается к ней отец.
— Не сяду, пока Глеб не пообещает мне, что избавится от своей зверушки и женится на мне. Причём в письменном виде. Иначе можете забыть о нашем договорном браке!
— Леночка, — Николай, справившись с собой, цепляет на лицо маску благодушия, — не горячись, мы с Глебом уже всё обсудили. Он пообещал, что всё уладит к тому времени. А пока, давай не будем рубить с плеча.
Но Крицкая не сводит с Глеба орлиного взгляда.
— Обещай! Обещай, что женишься!
Соколовский впервые за всё время отрывает скучающий взгляд от своей тарелки. Янтарные глаза горят недобрым огнём. Его губы сжаты в тонкую линию.
И в этот момент я слышу шум в коридоре — официанты так не вовремя решают вспомнить о своих обязанностях. Мне нужно убираться отсюда, пока меня не заметили! Итак слишком повезло…
Если это можно так сказать.
Но, прежде чем я делаю шаг в обратном направлении, мне в спину прилетает ответ. Тот самый, который решает мою судьбу.
— Обещаю, что женюсь…
Я покидаю особняк Соколовских со скоростью молнии. Пролетаю мимо дворецкого, на ходу бросая ему вежливое «прощайте», чтобы он не развёл панику. Меня душат слёзы, пока я вызываю такси обратно. На грудь, словно бетонную плиту положили. Я нетерпеливо мнусь за коваными воротами, пока жду свою машину, то и дело поглядывая на экран мобильного.
Во мне теплится небольшая надежда, что вот-вот Глеб обо всём узнает, догонит меня, позвонит или напишет, заверит, что всё услышанное мною — ложь. Не более. Но мой телефон молчит. Охрана всё также странно косится на меня, но не задаёт вопросов и не сообщает хозяину особняка о странной гостье.