Жемчужница

Anice and Jennifer

Тики тут же не преминул пустить в него несильный поток воздуха, заставляя пошатнуться и взъерошивая волосы на затылке, и Мана коротко рассмеялся, прикрывая губы ладонью, после чего встал, успокаивающе погладив насторожившегося Изу по голове, и направился к выходу, краем глаза наблюдая, как близнец с высокопарной торжественностью подаёт всё ещё не пришедшей в себя Алане (ошеломлённой, недоверчивой и счастливо-неверящей) руку и как Микк ревниво-раздражённо следит за этим.

Уже в коридоре девушка вдруг хохотнула, пряча лицо в ладони, и уткнулась Неа

в грудь – и тот сразу же широко обнял её, улыбаясь и поглаживая по спине.

– Ну, зубатка, всё же хорошо, видишь? Так что отдохни немного, – приговаривал он, и Мана, глубоко вздохнув (он бы тоже обнял её, да только вот больная рука реагировала на такие попытки очень резко), прислушался к разговору за дверью (это было просто лёгкое любопытство! И ничего более!).

– На самом деле, всё довольно сложно, старик, – донёсся до него усталый голос Тики, и мужчина поджал губы, тут же понимая, про что идёт речь.

Про то, что одного желания Аланы остаться здесь, было недостаточно.

Но что же, в таком случае, они все могли сделать? Алана столько раз говорила, что ее отец силен и опасен, что это стало для Маны простой истиной, мириться с которой ему приходилось в силу собственной позорной слабости, хоть и не хотелось до жути.

Был ли какой-то способ уговорить Мариана дать дочери свободы и подарить ей спокойствие? Ведь по сути большего Алане и не было нужно, потому что все остальное ей могла предложить семья – дружбу, любовь, поддержку и сострадание. Ей было бы хорошо здесь, с ними – с Тики, с Изу, даже с Лави, коли тот захочет остаться или просто иногда обяжется заезжать в гости. Ведь Лави не был плохим, он был просто устал и запутан, и у него тоже многое отняли. И вкупе с воистину огненным темпераментом совершенно неудивительна была такая его реакция.

Лави нравился Мане – он был на самом деле весел, умен и добр. И теперь… теперь, когда он помирился с Аланой, что мешало ему нормально общаться со всеми остальными членами семьи?

Семьи, которая была и его тоже.

Неа устроил Алану в пустующих прежде покоях неподалеку от комнат Тики, справедливо рассудив, что это лишь формальность, а Мана показал Изу его собственную комнату – неподалеку от покоев русалки и Микка. Лави, за которым комнаты в жилом крыле были закреплены уже давно, просто кивком попрощался и с ними и ушел, на ходу подзывая к себе прислугу и, кажется, веля разбудить его за час до ужина.

У всех тут же нашлись свои собственные дела. Выглядящий очень счастливым Изу распаковал свои вещи, выученный уже Тики делать такие дела сразу, и умчался в покои к Алане (что неудивительно), а сам Микк еще не вернулся. И даже Неа, расселив всех, куда-то запропастился (хотя это может быть и к лучшему?..).

И только Мана, один Мана остался снова не при делах.

Как и всегда.

Мужчина тяжело вздохнул, решив, что раз уж ему и выдалась свободная ото всех минутка, то необходимо было бы заскочить в библиотеку, захватить себе пару книжек, устроиться у себя в спальне на кровати в окружении мягких подушек и погрузиться

в чтение. Нужно было бы чуть отдохнуть – от тяжелого во всех смыслах путешествия – и поразмышлять над тем, что же в итоге у них получилось.

Мана сотворил задуманное на удивление быстро: даже вездесущая Роад не попалась на глаза, сейчас, видимо, пропадающая где-то на окраинах города и развлекающаяся с солдатами за истреблением очередной насекомо-животной угрозы. Он умудрился уместить в одной руке почти десяток книг, чтение которых было прервано несколько месяцев назад, и уселся (почти улёгся) на кровать, беря первую из них – про развитие игровых традиций в западных государствах, – после чего окружающий мир перестал его волновать на ближайшие пару часов.

А потому, когда кто-то всё же ворвался в его реальность свежим ветром, Мана, продолжая скользить взглядом по строчкам, даже этого не понял. Только почувствовав тягучий мокрый (ну как собака, ну право слово! ну зачем так его слюнявить, скажите на милость?) поцелуй в шею, мужчина отвлёкся от чтения и увидел недовольно надувшегося Неа.

– В следующий раз я буду сразу кусаться, – фыркнул тот, заставив младшего покраснеть и вжать в голову в плечи – неужели он произнес это вслух, твою-то мать?

– Н-не стоит… – буркнул он себе под нос и отвел глаза. Странно чувствовать себя виноватым за простую подначку, но Неа это как будто действительно расстроило, так что…

– Ужин через полтора часа, – близнец улегся рядом, закидывая руку Мане на талию и притягивая его поближе к себе. – А ты тут зарылся в свои книжки. Отцу, что ли, в глаза посмотреть не хочешь? – его лукаво-ленивый тон заставил мужчину завести глаза и заворчать себе под нос нечто весьма недовольное – и непристойное.

О том, что не стоит накалять обстановку, если кто-то вообще хочет пойти на ужин, а не остаться запертым в комнате и…

И без того хитрющие, глаза брата пыхнули как угольки, и Мана тут же пожалел о своем порыве, потому что постель и цепь упоминать не стоило, как и вообще говорить что-то такое. И что с ним происходило вообще в последнее время?.. Это же подумать только…

– Неа!..

Однако близнец совершенно его не слушал. И правда – зачем слушать своего немощного брата, который и двумя-то руками не может воспротивиться, что говорить об одной, если ты уже отбросил в сторону его книгу и оседлал его, потираясь пахом о его пах и жмурясь?..

Мана не мог сказать, что не ожидал чего-то такого, но ведь… перед ужином… они же…

Он попытался выползти из-под обнаглевшего брата, но, конечно же, у него ничего не вышло. Тот наклонился, поцеловал его, придерживая параллельно от размахиваний больной рукой, и Мана обмяк почти сразу. Потому что… о, этот драконов язык, такой юркий и горячий!.. Как Неа вообще умудрялся целовать его так, что все соображение попросту отказывало?

Он же книгу хотел почитать, книгу! Но какая теперь, о злостные духи, книга, если этот драконов развратник не даёт ему выбраться и возобновить прерванное чтение?