Жемчужница
Шрифт:
Мана задушено застонал, чувствуя нехватку кислорода, и Неа благосклонно (а по-другому это и не назвать – брат из него верёвки вил, засранец!) отстранился, позволяя ему шумно задышать.
– Что б тебя, ну хватит! – вновь воскликнул мужчину, пытаясь пнуть близнеца, который сверкал своей лукавой довольной улыбкой и явно воспринимал всё как очередную игру. – Ну Неа! Ну не сейчас же, не можешь подождать, что ли? – сердито нахмурился он, надеясь, что это вразумит слишком легкомысленного брата, у которого всегда отключалось всё здравомыслие в такие моменты.
Однако
– Не-а, – пожал он плечами, – не могу, – протянул Неа, задорно прищурившись, и улёгся мужчине на грудь, сверкая золотом глаз.
Младший Уолкер крепко зажмурился, силясь переждать прилив искушающего возбуждения, и перед глазами у него тут же поплыли круги. Ох, как же так можно – просто тереться и гладить, но совершенно сводить этим с ума?
Неа скользнул руками ему под рубашку, гладя и сжимая соски – возбужденно набухшие, как будто даже укрупнившиеся, чувствительные, – и Мане тут же мучительно захотелось, чтобы брат его вылизал. Это уже не казалось чем-то несвоевременным или вроде того, только заставляло тереться собственным членом о член брата сквозь ткань и неуклюже, одной рукой пытаться содрать с него рубашку.
На чем они остановились в карете?..
Неа направил его здоровую руку в свои штаны и застонал, когда Мана погладил его член, мягко сжимая скользкую горячую головку и скользя пальцами по стволу, и прикусил ему плечо, напрягаясь и как будто задумывая что-то.
Что-то непристойное. И приятное.
Мана откинул голову на подушки, тихо вздыхая, потому что брат оставил в покое его левый сосок и тоже потянулся к его шароварам.
И тут в дверь постучали.
Мужчина вздрогнул, тут же ошеломлённо и испуганно смотря в её сторону, гадая, кто же это мог к ним зайти и мог ли этот неизвестный зайти в спальню без спроса, и этот внезапный стук отрезвил его – пьянящие лёгкость и возбуждение схлынули, освобождая место вновь накатившему раздражению и сердитому желанию спихнуть с себя близнеца, который, казалось, на нежданного гостя никакого внимания и не обратил.
Наоборот – на его лице расцвела похотливая улыбка, не обещавшая ничего хорошего (но предвещающая что-то невероятно приятное, но нельзя думать об этом, нельзянельзянельзя), и Неа лукаво облизнулся, подавая голос:
– Да-а?
Мана тут же вскинулся на него, желая заткнуть ему рот, потому что это была его спальня, а не брата! Что мог подумать незваный гость, когда вместо одного ему отвечает другой? Хотя, конечно, все прекрасно знали, что Неа часто проводил своё время у него в покоях, но сейчас… сейчас Мане казалось это чем-то ужасно интимным и постыдным.
– Вы про ужин помните?
Голос принадлежал Лави.
Ману буквально затопило дикой смесью облегчения и стыда. Он расслабился, и Неа, конечно, тут же этим воспользовался, скользя рукой в его шаровары и потирая подушечкой пальца чувствительную головку его члена.
…что ж, они хотя бы в комнате, а не в карете.
Мужчина с неимоверным усилием сдержал рвущийся наружу громкий стон и позволил брату говорить дальше.
–
– Минут через сорок, – донеслось из-за двери снисходительным тоном. Лави явно не обратил никакого внимания на нелестное «скребешься» и теперь, как видно, то ли дожидался их вердикта, то ли уже успел уйти.
– Отлично, спасибо, – Неа требовательно толкнулся в руку все еще сжимающего его член младшего близнеца, и, как только из-за двери донеслись сосредоточенное ворчание и удаляющиеся шаги, шумно выдохнул. – Ну во-о-т, – вид у него был огорченный настолько, что, придумай он сейчас что-нибудь еще, Мана даже и не подумал бы воспротивиться, – не успе-е-ли. Может, я с тебя хоть штаны стяну? Ты же такой…
Мужчина покраснел и зажмурился, поспешно мотая головой в знак отрицания и тут же с восторгом и ужасом чувствуя, как Неа гладит его ствол и двигается к мошонке.
О, это… Вот дракон…
– Ну хва-а-тит!..
Голос у Маны был похож на шелест бамбука, и он позорно взлетел вверх, теряясь в горле, когда Неа, явно довольный всем тем, что происходит, и тем, как мужчина реагирует на его движения, резко сжал основание члена, смотря на него так, так, так… словно перед ним был кто-то невероятно драгоценный, а не обычный Мана.
Брат нетерпеливо облизнулся, глухо хохотнув в каком-то предвкушении, и по-лисьи прищурился, замирая.
– Что хва-а-атит? – лукаво передразнил он, и младший Уолкер обречённо застонал и закатил глаза, одновременно желая прекратить всё это или довести до логичного конца. Неа направил его руку, побуждая не прекращать поглаживаний своего ствола, и Мана был готов провалиться от стыда под кровать.
– Х-хва-а-тит это все… – он громко застонал, стоило Неа только стянуть с него шаровары и обнажить стоящий член, и лихорадочно толкнулся в ладонь явно специально издевающегося над ним брата.
Он так хотел его. О, как он его хотел.
Но Неа затеял свои игры снова так… так не вовремя!..
Старший Уолкер на какой-то момент отвлекся и поспешно высвободил из штанов собственный член, длинно вздыхая и накрывая Ману своим телом. И – прижимаясь к его плоти своей. Он ласкал две прижатые друг к другу головки, сочащиеся смазкой, и стонал, стонал, стонал.
Как будто сам факт того, что они соприкасались вот так, приводил его в совершеннейшее блаженство. Впрочем, как и самого Ману, который даже на часы забыл смотреть, потому что брат был ласков и он… он терся об него… так откровенно, словно прямым текстом говорил о своих желаниях.
Что хочет Ману. Что жаждет его с самого утра и никуда не хочет отпускать, что будет прижимать его к кровати, пока они не кончат, что будет впиваться губами в его рот и глушить его стоны, пока они не… не…
Неа сжал их плоть в кулаке и всхлипнул, зажмуриваясь и приоткрывая рот. Мана ощутил, как его заливает прошибающим тело теплом, и уткнулся брату лбом в плечо. Перед глазами все плыло, и сладкая нега накрывала, накрывала, накрывала его…
Пока он не посмотрел на часы и не застонал.