Жемчужница
Шрифт:
— Когда я приплывал к ней в первый раз, она дрыхла почти пять месяцев, — пожал Лави плечами и, поймав ошеломлённый взгляд Микка, тут же, закатив глаза, принялся пояснять: — Но сейчас максимум неделю проспит. Она же понимает, что долго нельзя. Ей нужно просто немного отдохнуть и набраться сил.
— Но… — Тики нахмурился, закусив губу, и Лави подумал, что никогда его таким взволнованным и обеспокоенным не видел. — Почему же она раньше не спала так долго? — обиженно обратился он к парню.
— Потому что раньше она не была в безопасности, — парень закусил губу и потер пальцем переносицу. — Это ведь было путешествие, понимаешь?
Микк шумно выдохнул — облегченно и убито одновременно, и Лави подумал о том, что зря, наверное, сказал про неудачи в путешествиях. Ведь Алана… она действительно пострадала — и еще как.
И еще вопрос, кто винит себя в этом больше — Тики или она сама. Потому что они, кажется, хороши оба. Но ведь Тики, если вытащил ее из защищенной бухты, должен был следить за ее благополучием!
Парень глубоко вдохнул и снова посмотрел на этих двоих. Стоящий где-то сбоку Мана, молча слушающий и не вмешивающийся в разговор (за что хотелось сказать ему огромное спасибо, потому что разговор становился очень непростым — это с утра-то), кивнул на дверь и вышел, оставляя их наедине.
Тики долго молчал, глядя в стену перед собой, и в этом молчании Лави чувствовал себя очень… неловко. И это еще мягко говоря. Потому что на самом деле еще неизвестно, хуже или все-таки лучше Микк сделал, вытащив зубатку из бухты. Ведь в своем заточении та не имела возможности узнавать что-то помимо того, о чем рассказывал ей океан, и перенимать что-то, помимо того, чем владели изредка навещающие ее немногочисленные друзья. Да и что это были за друзья? Живущий исключительно еще не наступившим будущим Мари, заикающаяся Миранда, Канда, которому нужны только драки, и Линали, которую ее брат выпускает из-под надзора раз в десять лет, а то и реже. И сам Лави, который ненавидел ее все это время.
Именно поэтому парень неуклюже похлопал родича по плечу и сказал:
— Не дрейфь, проснется твоя зубатка, и все будет с ней нормально.
Потому что, на самом деле, именно рядом с Тики и близнецами Алана и становилась нормальной. Счастливой — а не разбитой и безумной ведьмой. Так что оно… стоило того, наверное. И Лави даже был бы рад, останься зубатка на суше и раскрути Тики на обручальный браслет.
Всё-таки, отдавать её в лапы Линку не хотелось, по большей части, не из-за того, что парень жалел её, а по той постой причине, что с зубаткой Говард мог в два счёта потопить прибрежные государства — и при этом вряд ли Алана могла бы что-либо сказать ему против: и не потому, что была мямлей бесхребетной, а потому, что слишком много несла на своих плечах.
Но после вчерашнего разговора Лави был уверен, что Алана вполне была способна противостоять всем, кто желает заставить использовать её свои силы для войны — потому что, оказывается, в это опасное путешествие она отправилась именно для того, чтобы закончить её.
А не из-за того, что внезапно влюбилась в обольстительного капитана. И даже не потому, что в ней проснулся неожиданно бунтарский дух.
Зубатка всё это время думала о своём народе, о своей семье, о своём предназначении, а ты, Лави, был трусом
— Просто она мне даже и не говорила про это никогда, — отвлёк Тики парня от размышлений, и он заметил, как Микк ласково гладит Алану по волосам.
— Может, забыла, — фыркнул Лави, пожав плечами. — У неё память на такие вещи, как и умение исчислять время.
Мужчина беззлобно ухмыльнулся.
— Это да, — согласился он уже не так обреченно. — У нее вообще плохая память на важные вещи, как я погляжу.
— В точку, — Лави легко потрепал Тики по голове, упиваясь этим моментом близости к человеку, которым всегда тайком восхищался, на самом деле, ведь быть старше — не всегда значит мудрее. — Удивляюсь, как она еще сказать не забыла, что ты ей жених теперь, — фыркнул он уже больше себе под нос, чем обращаясь к нему. В конце концов, за такую шутку Мик мог и по голове ему настучать — не мог же он просто так вылизывать зубатке хвост и не знать, что либо отравится, либо станет частью венчального обряда, верно?
…однако по ошарашенно вытянувшемуся лицу Тики можно было явно с уверенностью сказать, что он все-таки не знал. Потому что вид у него был такой, словно Лави только что рассказал ему про континент, о котором знают все, кроме Микка, вечно хваставшегося, что обследовал уже половину океана. Это в его-то двадцать пять!
— Что-о-о? — выпалил мужчина каким-то неестественно высоким голосом, словно это ему под дых ударило. Хотя, как видно, так и оказалось, да?..
Лави хлопнул себя по лбу.
Серьезно? Нет, серьезно?! Она позволила ему себя вылизать, позволила испить своей крови — и не сказала, чем это чревато?! Чем она вообще думала, глупая зубатка! И пусть не врет, что об окончании войны!
Тики побледнел, ошеломлённо глядя на эту глупую русалку, и Лави обречённо покачал головой, поражаясь ей. Как можно было, ну скажите, как можно было промолчать о чем-то настолько важном? О том, что женила на себе своего любимого мужчину, да ещё и обеспечила его своим долголетием?
— Ты выпил её крови, а она не сказала тебе? — всё-таки переспросил парень, надеясь, что всё было не так запущено. Но всё оказалось запущено именно в той степени, в какой показалось ему с начала.
Тики раздражённо нахмурился и выпалил:
— Да о чём она должна мне была сказать?
И Лави тяжело вздохнул, проведя ладонью по лицу. Нет, ну это уже ни в какие рамки, ну правда. Он понимал, что Алана была ужасно забывчивой (а ещё она иногда говорила с собой и застывала в пространстве, но это уже проблемы Микка — пусть сам с этим разбирается), но что бы настолько…
— О том, что женила на себе. Ты испил её крови… — Лави покачал головой и пожал плечами. — Это как ритуал в Империи, понимаешь?
Тики застыл на месте, хотя только что как будто намеревался вскочить, и уставился на него широко распахнутыми глазами — словно не знал, что сказать или сделать, и это было так… так странно — видеть его таким растерянным и… радостным?..
Хотя Лави часто видел родича веселым, но ведь веселье отлично от радости разве нет? То есть от… от тихой радости — самой искренней, наверное, радости из всех.
— Понимаю… — наконец едва слышно выдохнул Микк, и Лави опасливо облизнулся. — То… есть… она поэтому так сопротивлялась?.. — растерянно нахмурился он — и вдруг подозрительно вскинулся: — Подожди, ты откуда об этом вообще знаешь?