Жемчужница
Шрифт:
— Что, вновь к русалочке нашей пошёл? — всё-таки поддел его Неа, за что сразу же получил книгой по макушке от Маны, приговаривавшего что-то сквозь зубы про паршивое воспитание.
Тики закатил глаза, признаваясь себе, что да, намеревался после всех проверок вернуться к Алане, но только для того, чтобы перевязать ей раны и одеть ее в ханбок, а не наслаждаться её касаниями, прекрасным румянцем и смущёнными взглядами.
И уж тем более не восторгаться её аккуратной небольшой грудью и… и…
Тики, думай о насущном — о пялящимся на тебя с похабной ухмылочкой Неа
— Нет, у меня, знаешь ли, полно других забот, в отличие от тебя, ленивая псина, — беззлобно огрызнулся мужчина и покинул каюту близнецов под заливистый хохот старшего Уолкера.
В общем-то, напустить ветра в паруса и помиловаться с совершенно разнежившимся Изу получилось быстро. Мальчик загорелся глазами, как только Тики сказал ему, что сегодня они сходят на сушу, и, подпрыгнув, почти сразу ринулся собирать вещи, появившиеся как-то незаметно за время его пребывания на корабле — купленная Тики для него одежда, всякие безделушки от матросни, пара презентованных Маной книжек на эндонском языке, на котором малыш немного умел читать и теперь усердно развивал этот навык… Да мало ли, что может быть у десятилетнего мальчишки, ведь так? Предварительно, правда, Изу потянулся и на радостях расцеловал его в обе щеки, заставив широко заулыбаться.
В общем, когда велел держать курс на порт и спустился обратно в трюм, чтобы взять у кока перекусить и вернуться к Алане — Тики был спокоен и счастлив. Уж неизвестно там, что будет дальше с его чувствами к русалке, но мальчик… к мальчику мужчина очень привязался — до ужаса быстро и крепко. И радовался едва не до слез, когда тот, редко, но метко, тихо и запинаясь, смущаясь и краснея, звал его папой.
Это оказалось настолько удивительно прекрасно, что Микк всегда поощрял каждый подобный порыв ребенка объятиями или еще какими-нибудь нежностями. Поэтому… ох, вот уж кто-кто, а Изу рядом с ним был точно счастлив, и этот факт приносил мужчине успокоение.
Алана уже не спала, когда он пришел, однако толком еще явно и не проснулась. Она валялась в постели, подмяв под живот подушку, и как будто пыталась поймать видение или что-то вроде — слишком уж мечтательное у нее было выражение на лице. Поэтому, когда Тики зашумел с подносом, она дернулась от неожиданности и… почему-то покраснела.
Секунду мужчина потешил себя мыслью о том, что, возможно, она думала про него — она же так тянулась к нему вчера, так ласкалась, такая… ох, нет. Так не пойдет.
Не надейся на что-то большее, чем вот такие невинные нежности, Тики, потому что сама Алана, вероятно, даже не понимает, как воспринимаются все эти её движения и взгляды. Иначе зачем бы она вела себя таким образом с совершенно незнакомым мужчиной, из-за которого лишилась своего будущего — свободного будущего, того, что наполнено радостью плаванья, а не горечью очередного заточения.
Тики встряхнул головой, отгоняя противные мысли, и улыбнулся воззрившейся на него русалке.
— Ты голодна? — поинтересовался он, поставив поднос на тумбу, и сел рядом с ней, любуясь растрепавшимися косами, бледной тонкой кожей, алыми письменами, покрывающими её хрупкую левую
Алана радостно закивала, сразу же расцветя улыбкой, и потянулась за рыбой, отчего покрывало соскользнуло на бёдра, вновь оголяя грудь и перевязанную талию, и Тики тут же отвёл взгляд, слишком стесняясь любоваться ей вот так в открытую. Ему постоянно казалось, что такие его взгляды оскорбляют девушку, что у русалок так не принято, что ей противно, но она ничего не может сказать из-за своей иррациональной благодарности, и ещё миллион различнейших «что», которые мешали ему, мешали, но с которыми Микк ничего поделать не мог.
Наверное, он все же был слишком влюблён в Алану, отчего боялся любого своего действия в ее сторону.
— Мы сегодня выходим на сушу, да? — оттрапезничав, спросила девушка, аккуратно собирая косы и поворачиваясь к Тики спиной.
Мужчина искоса проследил грациозный изгиб тонкого тела, прикусил губу и кивнул.
— Да-а, поэтому я пришел собирать тебя в путешествие, — постарался улыбнуться он, когда она снова к нему обернулась. Алана замерцала глазами и взмахнула руками, позволяя растрепанным косам упасть обратно на спину, и бросилась к нему.
— И мы будем двигаться по суше дальше? — с интересом осведомилась она, и мужчина согласно кивнул, заставляя себя не разглядывать ее, а сосредоточиться на разговоре.
Потому что вчера… когда она, заплетенная им, с синими лентами в волосах — и совершенно обнаженная (как и сейчас, впрочем) — спросила, можно ли влюбиться в нее, красива ли она, Тики… он чуть не потерял себя. Чуть не… чуть не бросился целовать ее и гладить — везде, по всему телу, где мог бы достать в тот момент, учитывая повязки. Он почти представил, как это происходило — но вовремя одернул себя, неимоверным усилием заставив вернуться от фантазий к реальности и постараться не… не думать о том, что этот Линк оказался не именно ее женихом, а претендентом в женихи.
И что можно это изменить, повернуть в свою пользу — ну кто знает? Алана ведь…
Ох, разбуженный дракон и разъяренные змеи, ну сколько можно?!
— Да, — вслух отозвался Микк вместо того, чтобы поцеловать ее, но все же задерживаясь жадным взглядом на блестящих от рыбьего жира губах. — До ближайшего города доедем на лошадях, а оттуда — возьмем карету.
Девушка вскинула брови, облизываясь, и — она явно пребывала в хорошем расположении духа — с улыбкой спросила:
— Лошади? А что это?
Лицо при этом у неё было такое недоуменное и любопытное, что Тики залюбовался на мгновение, а потом одёрнул себя от желания прижать девушку крепче и просто погладил по спине поверх повязки, чувствуя, как она дрожит вслед за движением.
— Лошади — это животные, на них можно верхом преодолевать огромные расстояния, а ещё в большинстве случаев они везут кареты, — спокойно (или пытаясь так выглядеть) объяснил мужчина, беря с тумбы ножницы, и с неохотой отодвинул Алану от себя, чтобы снять с неё все повязки.