Жемчужница
Шрифт:
Румянец залил щеки, стоило только подумать об этом, и Алана заинтересованно начала вглядываться в лицо Тики, стремясь отвлечься и ища некоторые детали, которых раньше не замечала. Раньше — когда даже не имела возможности так бессовестно рассматривать его и при этом оставаться незамеченной.
Кожа у Микка была обветренная, сухая, какая-то даже тонкая, словно натянутый на ящик иссохший бархат (Лави пару раз приносил с собой человеческие ткани, горя желанием научить девушку шить), и под глазами у него обнаружилась паутинка мелких морщинок, а родинка на левой скуле внезапно оказалась похожей на спящего старого краба — и Алана,
После она глубоко вздохнула, и, всё-таки хихикнув, уткнулась носом Тики в шею, ощущая себя такой счастливой, что даже удивительно.
Дальше — шея. Девушка постаралась не слишком ерзать на Микке, чтобы не разбудить его, и скользнула кончиками пальцев по его кадыку и ниже. У Тики была мощная шея, и, наверное, даже попробуй, Алана не смогла бы обхватить ее ладонями, хотя по сравнению с тем же широкоплечим степенным Мари, худощавый и жилистый, мужчина был каким-то почти что хрупким.
Интересно, как такое тело — обычное человеческое тело — могло хранить в себе такую мощь? Или мощь Тики рождалась не в его теле?
Алана задумчиво нахмурилась и мягко погладила подушечкой указательного пальца бьющуюся у Микка под кожей жилку, прикусывая губу и едва сдерживая порыв прикоснуться к ней губами.
Интересно, люди целуют друг друга только в щеки или в лоб, или все же она действительно не ослышалась, когда Роц говорил про этот… странный и совершенной противный «поцелуй», после которого Шан лишился языка?
Теперь мысль об этом была наполнена потаенным злорадством, заставившим усмехнуться.
Девушка спустилась пальцами к груди Тики — дорожка горячей манящей кожи, не скрытая недошнурованной рубахой — и тут же завернула к плечам, спрятанным под тонкой тканью. Мужчина глубоко вздохнул и наморщил лоб во сне, вынуждая Алану вернуться к этой морщинке и осторожно ее разгладить.
Умиротворенным и спокойным Тики нравился ей намного больше. И еще — невозможно вдохновенным, когда вис на вантах или с хохотом посылал в Неа потоки ветра.
Это тоже было, надо сказать, интересной темой для разговора. В народе Аланы все подчинялось четкой иерархии, и исключений не было — кроме королевской семьи. А как было в Поднебесной? Кем здесь были повелители, чем они могли повелевать помимо ветра и по какой причине?
Мысли эти были, несомненно, очень интересными, но виднеющийся из-под рубахи тонкий белесый шрам интересовал её пока намного больше. Девушка провела пальцами по загорелой коже, ласково прикоснулась к ключицам, обведя ямочку по кругу, и огладила заживший след о давнего увечья, думая, сколько же ещё шрамов хранит его тело.
Подчинившись порыву, она уткнулась носом ему в шею, просто не зная, как ещё можно выразить свою привязанность, свою влюбленность (двигать ногами она боялась — Тики бы тогда точно проснулся), и потерлась лицом о теплую, пахнущую солнцем (нагретыми солнцем камнями, на которых ей так нравилось лежать и наслаждаться теплом) кожу.
— Ты такой красивый, — шепнула девушка на русалочьем с глупой улыбкой и крепко зажмурилась, опасаясь, что мужчина сейчас раскроет глаза. С несколько минут
Все равно же Микк ничего не услышит, а даже если и услышит (о океан, если он сейчас не спит и просто терпит её выходки, Алана же от стыда сгорит просто!..правда, кажется, ради этого и сгореть не жалко), то ничего не поймёт.
Вдруг в дверь робко постучали, и девушка взволнованно скатилась с Тики, прижавшись в его боку и краешком глаза посмотрев на вошедшего.
Это был Изу. Смущенный, сконфуженный, виновато переминающийся с пяток на носки и нерешительно закусивший губу.
Алана умиленно улыбнулась и, осторожно приподнявшись, тихо позвала его:
— Иди сюда, Изу.
Мальчик широко распахнул глаза и закусил губу, но девушка закивала и махнула рукой, садясь и хлопая по покрывалу рядом с собой.
Изу (веселые цветные штанишки и умилительная курточка для сна — может ли быть так, что Тики подобрал этого мальчика, потому что искренне верил в то, что люди перерождаются?..) робко улыбнулся и проскользнул в комнату, плотно прикрыв за собой дверь и прошагав к кровати почти на цыпочках. Наверное, это из-за того, что Тики еще спит, да?
Алана бросила на мужчину короткий взгляд, замечая, как он чуть улыбается во сне, и почувствовала, что ей немедленно необходимо кого-то обнять. Чтобы отдать кому-то эту нерастраченную нежность, которая буквально на части разрывала ее изнутри. Именно поэтому, как только Изу, обойдя кровать, присел рядом с ней, девушка тут же притянула его к себе и уткнула нос в светлую макушку, щурясь на пробивающееся сквозь воздушные шторы солнце и не сдерживая улыбки.
Мальчик вскинулся, радостно заулыбался, засиял глазами — и завозился, поворачиваясь к ней лицом и обнимая ее к ответ.
И это было настолько трогательно, что девушка не сдержалась и тихо засмеялась. Изу же, потеревшись макушкой о ее грудь, поднял на нее глаза и взволнованно выдал:
— Ты хорошо спала?.. Тики говорил, ты плохо спишь, поэтому тебя нужно проверить… — он сконфуженно замер и закраснелся, но все-таки продолжил. — А когда я проснулся, его не было… Вот я и…
Алана ощутила укол вины за то, что Изу приходится делить Тики с ней — и закусила губу, коротко вздыхая.
— Прости меня, — мягко произнесла она, ласково приглаживая ее взъерошенные со сна волосы. — Пожалуйста… Тики ведь… я же как будто его у тебя краду, а он для тебя очень важен и…
Но мальчик оборвал ее, поспешно замотав головой, и крепко обнял, едва не заставив охнуть.
— Тики очень важный для меня человек, — совершенно по-детски — как и полагается, верно, — шмыгнув носом, подтвердил он. — Но и ты — тоже. А еще… Тики говорил, с плохими снами помогают справляться дорогие люди, поэтому… — Изу поднял на нее сияющие глаза, — ты… хорошо спала сегодня?..
Алана удивленно замерла, повторяя про себя это волшебное «Ты — тоже», потому что за последние четыре века никто не говорил ей этого, никому, кажется, не была она так дорога (даже отцу, который пусть и любил ее до безумия, но все равно оставил одну), и непонимающе моргнула, чувствуя, как расползаются губы в смущенной улыбке. Она посмотрела на Тики, умиротворенного и спокойного, и неуверенно облизнулась, ощущая себя оголенным нервом — открытым и трепетным.