Жемчужный узел

Прокопьева Дарья

Ольга кивнула Лизавете на скамью, и та села, оглядываясь.

Подле печи обнаружился невысокий массивный сундук, сверху прикрытый лоскутным одеяльцем. Под потолком прямо над ним висела, перекинутая через широкую балку, чистая белая скатерть: сам стол сейчас был не покрыт — видно, никто не ждал на ночь глядя гостей.

Если не считать этой маленькой оплошности, в комнате было в целом приятно, чисто. Посуду — всевозможные миски да горшки — кто-то аккуратно расставил на полках, тянущихся вдоль стены против входа, прямо над окнами. Холодные

полы были заботливо укрыты ткаными ковриками, лавки — такими же покрывалами-ковриками, но явно помягче. Ткацкий станок притулился тут же, в глубине комнаты, втиснулся между столом и дальней стеной. Судя по натянутым на остовы нитям, за ним совсем недавно кто-то работал. Ну как, кто-то — Ольга скорее всего.

Сейчас она суетилась у печи, громыхала посудой. Лад не вмешивался, сидел на лавке напротив Лизаветы и почему-то молчал. Впрочем, спокойствие и неподвижность были ему не по силам: он то и дело ёрзал, теребил выбившуюся из покрывала нитку, барабанил пальцами по краю стола. Ольга изредка зыркала на него из угла, но осадить не спешила.

— Так, эм… что это за место? — первой молчание решилась нарушить Лизавета: безвестность для неё была мукой.

— Озеро? — не понял Лад.

— Озеро, деревня. Я не знаю, что тут у вас.

— А, ну озеро называется Караси, потому что тут водятся караси, — он усмехнулся. — И деревня называется Караси, потому что стоит на озере Караси. Как видишь, воображением здешний люд не отличается.

Лизавета не ответила — она вспоминала. Ей казалось, что отец говорил название деревни. Не в последние дни, но когда-то давно упоминал. Он вообще любил рассказывать о работе, делиться событиями. Всегда уточнял, где его хорошо принимают — куда лучше ехать самому, а не отправлять кого-нибудь из помощников. Но были ли среди этих мест Караси?

— Держи, — появилась Ольга, в каждой руке — по пышущей паром кружке.

Лизавета поблагодарила, пригубила осторожно. Отвар оказался слегка сладковатым, непривычным на вкус, но пить можно. Только очень горячо.

Посидели. Лизавета и Ольга осторожно пили ромашку, вдыхая тёплый аромат трав, Лад глядел в никуда, болтая ногами в воздухе и насвистывая под нос простецкую мелодию снова и снова, по кругу. На третий круг Лизавета поймала себя на том, что тихонько притоптывает в такт.

— Лад, — вдруг протянула Ольга.

Свист прекратился.

— А не растопить ли нам баню? Думая, наша гостья была бы за это благодарна.

Это был не вопрос, но Лизавета кивнула. За всеми волнениями она напрочь забыла, как выглядит, и сейчас осознание собственной несуразности навалилось на неё неожиданным грузом. Вмиг засмущавшись, Лизавета поддёрнула шаль, прикрывая помятое платье.

— Полноте, — заметила её жест Ольга. — Мы всё понимаем: похоже, ты проделала долгий путь. Не всякий с дороги выглядел бы так достойно.

Она вновь повернулась к Ладу:

— Так что насчёт бани?

Тот как будто не хотел уходить: мялся, переводил взгляд с Ольги на Лизавету.

Но, не найдя повода задержаться, дёрнул плечом.

— Будет исполнено! — из комнаты вышел быстро, словно надеясь так же быстро вернуться. А через мгновение Лизавета поняла, почему он так не хотел оставлять её с Ольгой наедине.

Стоило Ладу выйти, как она преобразилась. И без того прямая спина превратилась в натянутую струну, внимательный взгляд стал пристальным, даже пронзительным. Ольга с шумом отодвинула в сторону свою кружку, положила подбородок на сомкнутые в замок руки и посмотрела на Лизавету так, что у той комок возник в горле. Она с трудом сглотнула.

— Итак, девочка, — даже голос Ольга стал другим: глубже, громче, суровее. — Теперь, когда нам никто не мешает, расскажи-ка мне, как ты на самом деле сюда попала.

Сердце Лизаветы зашлось, как у перепуганной птички.

— Я не понимаю…

Ольга улыбнулась так, что Лизавета не смогла договорить. Ей показалось, Ольга видит её насквозь, словно у Лизаветы на коже написана правда. Может, и впрямь написана: предательским румянцем, мурашками, пробежавшими по предплечьям.

— Вы мне не поверите, — покачала она головой, пряча лицо за кружкой.

— Ты даже не представляешь, во что я могу поверить. Говори.

Лизавета беспомощно обернулась, посмотрела на дверь — но, конечно, Лад не мог вернуться так скоро. А если бы и пришёл, чем бы он ей помог? Наверняка бы тоже захотел узнать правду, а после долго смеялся бы и называл сказочницей, как мачеха называла совсем недавно её отца.

— Я правда не знаю, как здесь оказалась.

— И нет никаких догадок? — снова эта улыбка женщины, заранее знавшей ответы.

Скрепя сердце, Лизавета кивнула:

— Есть.

И рассказала всё, как на духу. Про невыносимый постоялый двор и стоявшую на дворе жару, про запретившего выходить наружу отца и свой побег, про манящую студёную воду и загадочное перемещение, случившееся, стоило к этой воде прикоснуться.

— А почему, говоришь, твой папенька вообще тебя увёз?

До последнего Лизавета пыталась это скрыть, хотя понимала, что бесполезно. Без слов о водяном к её рассказу оставалось слишком много вопросов, начиная с самого главного, который озвучила Ольга.

— Этому вы точно не поверите, — повторила Лизавета.

«Попробуй», — ответил ей внимательный взгляд.

Ольга и впрямь удивила её. Упоминание водяного не вызвало в ней сильного изумления — женщина лишь нахмурилась, чуть поджала и без того тонкие губы.

— Ясно… — протянула, когда Лизавета рассказала о сделке, заключённой её отцом. — Занятная же история с тобой приключилась, маленькая купчиха.

«Занятная — не то слово», — подумала Лизавета, вновь отпивая ромашкового отвара. То ли он подействовал, то ли сказалась усталость, но она почти перестала волноваться. Да и что ещё могло случиться сегодня? Разве что водяной явится перед ними — но пока явился лишь Лад.