Женщины
Шрифт:
борьбою занят, чтобы положить
противника сейчас же на лопатки.
Но нам-то что. Пора уже манатки
71
спортивные собрать и на урок
перенестись, где у окошка Люба
сидит одна. О, как она мне люба!
Ее фамилия у вас сейчас смешок,
должно быть, вызовет, а если еще имя
приставить к ней, то Лысая Любовь
получится. Смешно, неправда? Вновь
смеюсь и сам.
смеялись мы друзьями… Но она
была красавицей, и кожи белизна
72
прозрачная была прекрасной, легкий
румянец на щеках, красивый нос
чуть вздернутый и пышность русых кос
до поясницы всех без подготовки
в нее влюбляли. Да, ее глаза
зелеными, я помню, были. Странно,
что образ ее выплыл из тумана
забвения так явственно. Назад
давно я не глядел, а вот же помню
все то, что схоронил в каменоломне
73
минувших дней… А губки у нее
припухлые чуть были… Н-да… Я помню –
она щебечет что-то так легко мне,
а я гляжу на губки и мое
желание одно: к ним прикоснуться
своей щекой или губами… Н-да…
Я думал, что утратил навсегда
те чувства, но способен к ним вернуться
хотя б когда пишу… И очень рад,
что ощутил тот чувственный свой взгляд…
V. ПИОНЕРВОЖАТАЯ АЛЛА
74
Второй раз в жизни в пионерский лагерь
поехал я, закончив шестой класс.
Я помню, как уселись мы в «ЛиАЗ»,
как оторвав газетный лист бумаги
и кеды завернув в них, мама мне
их в сумку прятала, давая наставленья
последние; как началось движенье
автобусной колонны, как на дне
какой-то сумки дребезжали банки,
как за окном мелькнули вдруг цыганки,
75
в нас тыча пальцами; как солнышко в окно
светило и своим лучом горячим
коленку через брюки жгло, тем паче
что впитывает черное сукно
луч солнца; как потом в тени ажурной
мы ехали по Ялтинской, и ряд
каштанов вдоль дороги долго над
автобусом, как свод архитектурный,
колеблясь, возвышался; как потом
за городом пространство все кругом
76
раздвинулось, и даль открылась взору
холмистая, почти везде в лесах;
я помню у дороги, на полях,
побеги
дорогу грунтовую мимо нас
мелькнувшую, и вот уж средь массива
холмистого в дали, что так красиво
густым покрыт был лесом, видел глаз
чуть ирреальный замок, его башня
квадратная, как день позавчерашний,
77
из современности чуть выпадала, как
и из пространства, впрочем, тоже; в гору
мы ехали, лес обступал, который
был в основном дубовым; Чатыр-даг
возник вдруг справа, возвышаясь гордо,
плато его, покрытое травой
степною, было в дымке перьевой,
а камень над уступом – в профиль морда
какого-то чудовища – вот-вот,
казалось, вниз с обрыва упадет.
78
Я помню, как достигли верхней точки
мы перевала, как затих мотор,
и мы катились вниз бесшумно; бор
мелькнул в провале, рядом же листочки
дрожали на деревьях у шоссе,
что лентой вилось вниз, пространство слева
открылось вдаль и вниз, где как из зева
холмистая низина, что совсем
была покрыта лесом, выступала;
огромная скала вдали блистала
79
на солнце белизною, а под ней
на склоне хатки – спичечной коробки
не более – стояли – жил неробкий
народец там, как видно – и странней
казался мир при мысли, что ведь люди
вполне довольны своей жизнью там,
наверное… Но – занавес, и штамб
мелькал перед глазами, долго будет
он у дороги, но потом опять
откроется пространство – моря гладь
80
вдали сольется с небосводом. «Море!» -
мы крикнем звонко и подскочим с мест,
теснясь поближе к окнам и окрест
счастливо озираясь… Помню, вскоре
мы съехали в долину, и из глаз
исчезло море, а вокруг теснились
сады и виноградники, садились
на провода овсянки, и не раз
мелькали тополя возле дороги.
Но спуск потом закончился пологий,
81
мы въехали на холм и как-то вдруг
увидели Алушту. Вскоре тесной
мы улочкою ехали, и местный
народ нам улыбался, и вокруг
за частными заборами деревья
строенья прикрывали, среди них
черешня, вишня, абрикос, других