Женщины
Шрифт:
он сбит машиной насмерть. Говорил
об этом одноклассник мне… В обиде,
как мне казалось, был он на судьбу.
Должно быть, успокоился в гробу.
160
Мир его праху… Но поедем дальше.
И прежде чем к Оксане привести
опять рассказ ( читатель, ты прости,
что я без скорбной паузы – сей фальши
трусливо-лицемерной – поведу
повествованье дальше), обратимся
мы
со мной в то время, впрочем, я в виду
имею лишь пустяк, но характерный
для отрочества, потому, наверно,
161
и интересный… Как-то, помню, раз
один из одноклассников порнушный
принес рассказ, который простодушным
округлым почерком переписал для нас
он у знакомого. И якобы рассказ сей
писал Толстой ( а вот какой из них –
не помню я, ну, кто-то из троих),
он назывался «В бане». Помню, в классе
его я на уроке стал читать,
и так воображенье распалять
162
мое он стал, что где-то на средине
повествованья, где уже герой
вовсю сношался с девкой крепостной,
причем в сей живописнейшей картине
описан был подробно весь процесс,
не выдержал мой организм потока
сил сладострастных – внутреннего тока
бурлящего во мне – сильнейший стресс! –
и кончил я, в трусах избыток влаги
почувствовав… И лист свернул бумаги
163
с рассказом сладострастным и отдал
его хозяину. Мне стало гадковато
и стыдно, будто видели ребята
эффект, какого я не ожидал,
от чтения рассказа. Впрочем, позже
его я дочитаю до конца
и влажных рук и красного лица
стыдиться уж не буду, впрочем, все же,
один читая дома, мне тогда
чуть гадковато будет после, да…
164
Вернемся же к Оксане! Пусть сатиры
подсовывают юношам порой
похабные рассказы, где герой
с вакханками собьют ориентиры
у юношества, все же по кривой
иль ломаной, но вывезет натура
всех чистых сердцем, чья мускулатура
сердечная сильней, чем головой
усвоенные низкие препоны.
Пускай они идут в свои притоны!
X. ВАНЕЧКА КАЗЕМОВ
165
Оставим онанизм и прочий вздор,
к влюбленности – гимнастике для сердца –
вернемся мы.
я вскоре в своих чувствах к той, чей взор,
с моим столкнувшись взглядом, вызывал вдруг
прилив сладчайшей неги, и любовь,
как кислород, входила в мою кровь,
нашел согласье в чувствах к той, чей фартук
готов был целовать, хоть фетиш тот
был следствием любви, наоборот
166
у фетишистов. Ванечка Каземов,
мой школьный друг, со мною разделил
мою любовь к Оксане, с ним я был
почти что откровенен, с новой геммой
на сердце перешел в восьмой я класс.
Не знаю, замечала ли Оксана
мои к ней чувства, или же мембрана
ее сердечка лав – влюбленных глаз –
подростка-восьмиклассника не в силах
была улавливать, но все-таки носило
167
меня всегда вблизи нее. И вот
я обнаружил вскоре ухажера
у дамы сердца, были из кастора
его перчатки, легкий шевиот
костюма не лоснился, облегая
его красивый, хрупковатый стан,
он был высок и вылитый улан.
И с ней учился в одном классе. Зная,
что я не конкурент ему, любил
ее я бескорыстно, хоть и был
168
порою в отношенье ее друга
несправедлив, злословя за спиной
его с Иваном. Впрочем, новизной
иль перлом остроумия потуга
моя шутить не отличалась, я
не помню точно, может «длинной жердью»
его назвал когда, а может «пердюк
жопастый» - уж не вспомнить, но моя
такая злость была чуть-чуть бравадой,
я сознавал несправедливость взгляда.
169
Вперед чуть забегая, расскажу –
Оксана вышла замуж лет в семнадцать,
как говорят, без лишней ажитации,
за этого парнишку. И свяжу
еще о нем два слова: как-то после
уж окончанья школы я пришел
с друзьями в бар; усевшися за стол
мы огляделись, ожидая возле
себя официанта. Подошел
обслуживать нас… школьный ухажер,
170
а ныне муж Оксаны. Он работал
официантом там. Признаться, я
не без злорадства бросил быстрый взгляд
на Ваню, что был рядом, мол, его-то
ты узнаешь? И потому слегка
намеренно небрежно и лениво,
взгляд на кессоны бросив, кружку пива