Жертва
Шрифт:
– Не шевелись, – одними губами прошептал Рэми, вскрывая укрывавшую боль корку. Деран вздрогнул, тихо застонал. Встрепенулся Аши, откликнулся всплеском успокаивающей магии, и Деран тихо вздохнул, на этот раз от облегчения:
– Они сказали, она никогда не станет прежней…
– Вот и проверим, – усмехнулся Рэми.
– Верю тебе больше, чем кому-то в этом мире, наследник, но не дари моему брату надежды, – тихо сказал Рэн. – Целители хрупкие создания. Ему и без того было сложно принять правду.
– Знаете ли вы эту правду? – усмехнулся Рэми, проведя по подбородку
– Для любого мага сложно, – выдохнул Рэн. – Ты жесток, Рэми. Целители душ убили боль Дерана, а ты ее вновь воскресил.
– Так ли? – он вновь коснулся висков целителя, одаривая прохладой и облегчением. – Оказывается, ничего они не убивают, а загоняют далеко внутрь… а сердце все рано ноет… болит… но теперь гораздо меньше, да, Деран?
– Да… наследник… – выдохнул целитель.
– Встань.
Зеленое сияние колыхнулось, Деран послушно отошел к двери.
– Принеси мне плащ, – приказал Рэми харибу Илераза. – Мы выходим.
– Куда? – испуганно прошептал Рэн.
– Туда, где вы оба сейчас хотите быть, не так ли?
– Нам запрещено заходить в обитель.
– Мне тоже? – улыбнулся Рэми, уже зная ответ: наследнику разрешено все. И его никто не посмеет остановить, никто не посмеет и слова сказать. И впервые он собирался этим воспользоваться.
Упала на плечи легкая ткань, щелкнула у шеи застежка, и хариб слегка поправил складки, склонившись вновь в неглубоком поклоне.
– Ты можешь идти, – сказал Рэми. – Илераз, пойдешь с нами.
– Чужак в обитель? – возмутился было Рэн, но осекся, услышав:
– Он мне менее чужак, чем большая часть виссавийцев. Он брат моего побратима, он много раз прикрывал мою спину, и недоверие к нему, это недоверие ко мне, Рэн. Так что… он пойдет со мной в обитель или везде…
–… где только прикажешь, мой архан, – закончил за него Илераз.
И пойдет же, даже не сомневаясь. Только верность его не сродни верности виссавийской. Илераз и ему подобныесами выбирают, кому служить. Этот и выбрал. Почему-то.
И Рэн, едва слышно вздохнув, сдался:
– Они не посмеют вас остановить… но Рэми…
– Они не смеют, ты смеешь? Рэн… я начинаю терять терпение.
– Не смею, конечно, – спохватился хранитель смерти. – Позволишь?
– Быть моим поводырем? Сегодня я тебе позволю даже большее. Только вот захочешь ли ты?
– Что только прикажешь, наследник, – сказал хранитель смерти, но Рэми очень даже неплохо уловил в его голосе невольный страх.
Зря боится, это несмертельно, хотя Рэми никогда этого и не делал. Мягко улыбнувшись, он коснулся лица Рэна кончиками пальцев. Спустя мгновение хранитель смерти покачнулся и упал бы, если бы к нему не подоспел Илераз.
Вот кому объяснять ничего не пришлось. Он сам все понял, лишь прошептал ворчливо:
– Почему вы выбрали его, мой архан?
***
Деран был в малахитовом замке всего раз, и проведенное тут время помнил совсем плохо. Помнил, как повторял в бреду, что он грязный, как стремился отмыться любой ценой.
Спал он тогдаурывками, эльзиром его поили через силу. И постепенно учили жить заново, учили радоваться мелочам, учили исцелять и видеть сладость облегчения в глазах исцеленного. И очень медленно из грязно-коричневого цвет ауры Дерана сменялся на изумрудно-зеленый. Обычный.
Тогда, оглушенный болезнью, Деран не замечал ни изящности малахитового замка, ни его холодного очарования. Теперь, выйдя из перехода, застыл в немом восхищении. Тщательно отполированные, слегка наклонившиеся к ним стены отражали неясный свет светильников и уходили к высокому, теряющемуся в полумраке потолку. Вязью в холодном, темно-зеленом камне проступали черные и золотистые прожилки, складываясь в магические руны, гулким эхом возвращался к ним звук шагов.
Увлекшийся чтением рун на стенах длинного и высокого коридора, онне сразу и заметил, как дорогу им заслонили двое молодых целителей душ. Один, светловолосый, был очень даже знаком. Недавно в Ларии они исцеляли девушку, в которую вселился дух ее матери. Еще нестарая женщина, убив себя, не могла пройти за грань, пыталась вернуться к жизни, вытесняя душу из тела собственной дочери.
Деран помнил, как молодой, только получивший пояс в два пальца, Инар краснел при каждом соприкосновении с ларийкой, как старался помочь, вкладывая в исцеление все силы, и как упал на пол в изнеможении, когда душа женщины, оставила, наконец-то, тело дочери.
Второго виссавийца, заслонившего им дорогу, Деран тоже помнил. И он тогда был в Ларии при исцелении. И после того, как все закончилось, долго отчитывал своего ученика, Инара. Нельзя привязываться к больным, говорил он. Деран вот тоже знал, что нельзя. Но все они люди… а людям свойственно любить и ненавидеть. Свойственно сопереживать. Только Ларсникогда и никому не сопереживал, смотрел всегда холодно, и взглядом пронзал душу до самого дна, открывая, казалось, скрытые навсегда тайники.
Деран не любил ни этого взгляда, ни этого целителя, ни спокойной проницательности Ларса. А еще больше он не любил его ровного, лишенного чувств голоса… которым Ларспользовался так умело. Вот и сейчас, сказал пару слов, а будто кипятком ошпарило:
– Думал, ты все понял…
– Я-то понял… но…
Взгляд целителя душ прошелся ледяной волной по Дерану и устремился за спину целителя, к Рэну и Рэми. Илераза он, наверное, даже не заметил. Побледнел, как вешлый снег, упал на колени, опустив голову, и его унижение, к стыду, оказалось даже приятным. Как и задрожавший от волнения голос:
– Наследник.
***
В свои тридцать пять Ларс великолепно знал, чего он жаждет от жизни и что для него свято. Все его дни были подчинены строгому плану, все поступки тщательно выверены разумом, все окружающие люди легко поддавались манипуляции.