Жертва

Алмазная Анна

– Твоя ошибка, твоя слабость и сила, Рэми, – твое милосердие, – мягко ответил Аши. – Столь чуждое как и Кассии, так и Виссавии, и Ларии. Мой отец бы меня понял. Мои братья бы меня поняли. Твой брат бы понял… все бы поняли, откуда же оно у тебя взялось…

– Помоги! – вновь заскулил лариец и вновь умолк по одному движению Аши.

– Боги справедливы, Единый милосерден, – прошептал Рэми. – Ты не бог, Аши. Не человек. Может…

– … и мне научиться милосердию? – засмеялся Аши. – Нет, друг мой. Каждому свой путь, не всем быть милосердными. Хватит и тебя для их спасения, большего наша земля не выдержит…

– Ты… – выдохнул Рэми. – Ты осуждаешь

меня?

– Нет… как бы я посмел, ведь и я один из твоих спасенных. И я никогда тебе этого не забуду, Рэми, никогда не причиню тебе боли и… другим не позволю.

– Но ты научишь меня… нас, как исцелять подобных ему.

– Научу. Вы просто забыли, – без улыбки ответил Аши. – Мгновение боли, и почти любая болезнь уходит, навсегда. Но если болеет не тело, а душа, ваша магия, по сути, бессильна, потому что вы хотите всего и сразу, а время или силы готовы тратить лишь на таких, как она, – он показал на забытую всеми, все еще окутанную цепями целительницу. – Научитесь видеть цепи, это не так уж и сложно. Научитесь терпению. Создайте для таких, как он, убежища, где будете медленно, шаг за шагов истощать их цепи… И пусть больной молится вашей богине, если это необходимо. И пусть сам работает над своим покаянием… а если не может… тогда и вы ему помочь не сможете. Что, Рэми, разочарован моим ответом? Разочарован, что спасти можешь не всех? До этого я тебе позволял убрать цепи… спасти Аши, наемников, много еще кого – но этого спасать ты не будешь!

– Аши!

– Я все сказал. Ты все услышал. А теперь вернись ко мне, – Аши протянул руку. – Это тело слабо без тебя, даже я его долго не удержу. Да и зачем тратить на это силы?

– Когда освободишь от цепей целительницу. Ты сказал, что можешь. А ей не в чем каяться.

– Помимо гордыни? – усмехнулись Рэми его собственные губы. – Вернись!

Все вокруг будто ожило, и Рэми вдруг понял, что они не одни в этой комнате. И что остальные вздохнуть лишний раз боятся, наблюдая за их диалогом. Он был единственным тут, кто не испытывал мистического ужаса перед сыном самого Радона, он был единственным, кто чувствовал себя равным древнему, мудрому богу, единственным, кого Аши слушал.

– Я прошу… – прошептал Рэми. – Скинь цепи с матери моего друга… ты же знаешь, у меня не так и много-то этих друзей.

– Ты слишком добр… И упрям, – ответил Аши и шагнул ему навстречу. – Знаешь же, что она сама избавится от этих цепей, но хочешь всего и сразу. Это тело начинает уставать. Без твоей души оно слабеет, как и слабеет душа твоего друга. Потому вернись. Сейчас!

И сразу же стало сложно дышать: его и чужое тело вдруг оказалось совсем близко, его и чужие губы улыбались тепло, его и чужие пальцы касались щеки, прожигали прикосновением насквозь, вспыхивая внутри красным цветком боли. Весь мир вдруг исчез, погрузился в темноту. И не было больше угнетающей силы хранителя смерти, лишь чистый, белоснежный свет, да синее море внутри… и ровное дыхание Аши где-то в глубине. Он вернулся…

В то же мгновение вспыхнули окутывающие целительницу цепи, опали на пол, и она застыла на руках сына. Рэми знал, что сейчас целительница мирно спала. Знал, что завтра она проснется отдохнувшей и полностью здоровой. Но сам он устал.

– Возвращаемся в замок, – сипло сказал он, проклиная и темноту вокруг, и собственную слабость, и насмешливость замершего в его душе Аши. Он слабо помнил, как оказался на своем ложе. Помнил, как хариб Илераза стянул с него плащ и сапоги и где-то рядом что-то доказывал и не мог

доказать Илеразу Рэн. Он погрузился в сон почти мгновенно, успев заметить, как хариб накрыл его тонким одеялом и ровно попросил своего архана и его собеседника говорить потише.

Хариб. Осмелился сделать замечание своему архану. Из-за Рэми. Боги, эта избранность убивала.

***

Когда архан заснул, в спальню вошел Лиин. Поклонился Илеразу, бросил настороженный взгляд в сторону Рэна и Дерана и ровно сказал:

– Телохранитель повелителя, Вирес, приказал, чтобы вы вышли и дали ему отдохнуть. Я присмотрю за ним.

– Ты не можешь нам приказывать…

– Я могу вам приказывать, – ровно ответил Лиин. – Я тень моего архана, вашего наследника. Если вы не выполните приказ, я прикажу высшим магам вас вывести. Но вы этого не хотите, не так ли?

А этот Лиин вовсе не так добр, как его архан. В простой одежде, держащийся ровно, с достоинством, он все же сумел сделать так, что виссавийцы его послушали. Илераз, в отличии от них, сопротивляться даже не думал. Лишь поклонился харибу телохранителя и спросил:

– Мой брат…

– Скоро проснется, – уже гораздо мягче ответил Лиин. – Вы можете идти в его покои. Я приказал одному из дозорных вас проводить.

– Спасибо, Лиин, – вновь поклонился Илераз и вышел.

И видят боги, никогда и никуда раньше он так не спешил.

11. Миранис. Правда

Элизар три раза просмотрел воспоминания Ларса, прежде чем признаться даже самому себе: он не знает своего наследника. И абсолютно не умеет на него влиять. Даже то, что они считали самим собой разумеющимся, Нериан сумел повернуть не в их пользу.

– Проклятие! – ударил кулаком по столу Элизар.

– Прости, мой вождь, я оплошал, – задрожал все еще стоящий на коленях Ларс, и Элизар вздохнул глубоко, усмехнулся и ответил:

– Ты не оплошал, друг мой. Это я оплошал. Я все еще воспринимал его тем же светлым мальчиком, которым он был когда-то, но Нериан уже давно вырос, выросла его сила целителя судеб. Аши… это Аши виноват… Но…

– Мой вождь?

– Может, в Аши не наша погибель, а наше спасение?

***

Деммид стоял на пригорке и смотрел, как высыпается на широкое поле из леса войско. Блестели на солнце доспехи, светились синим глаза магов, горячились под всадником прекрасные, выращенные с любовью кони. Все эти люди пришли сюда со своей бедой. Всем им рассказали, что виновник этой беды повелитель, его род и защищающие их двенадцать. А еще высшие… слишком опасные, если вовремя их не остановить…

Повелитель до сих пор останавливал. Может, это было его ошибкой.

А поле жаль. Рожь на нем только начала желтеть, колосилась под ветерком, ходила светло-зелеными волнами. А теперь земля эта наполнится кровью и смертью, и на много лет будут ее обходить стороной… было доброе место, станет гиблым.