Жертва
Шрифт:
За его спиной Гаарс помогал выйти из повозки Лие.
– Я рад за тебя, моя дорогая, – улыбнулся он. – И в то же время – беспокоюсь. Быть женой наследного принца Кассии – не слишком приятная участь.
– Ты много говоришь, Гаарс, – ответил Мир, бросая в плоскую глиняную тарелку золотую монету.
Сидящий до этого неподвижно жрец счастливо улыбнулся, подхватил монету и поспешно спрятал ее в складках хитона.
– А ты излишне щедр, мой друг... для рожанина-то.
Миранис ничего не ответил. Он и сам понимал, что не пристало ему разбрасываться золотом,
– Мир! – прошептала Лия, неожиданно прижимаясь к Миранису. – У меня дурное предчувствие.
– Не хочешь быть моей женой? – усмехнулся принц. – Боишься?
– Нет… но…
Лия замолчала.
Миранис посмотрел вверх, на высокие и тяжелые стены храма, освещенные по обеим сторонам тусклым светом фонарей, и пытался унять невесть откуда взявшуюся дрожь.
Неужели смерть так близко? Неужели ее дыхание, а не пронзительный, бросающий в лицо брызги ветер, заставил кожу покрыться мурашками?
Не пристало принцу бояться. Не пристало медлить на мраморных ступеньках храма. Не пристало и сомневаться, если решение принято. Миранис сжал ладонь Лии еще крепче и, даже не оборачиваясь на телохранителей, вошел в распахнутую настежь дверь.
Они пересекли небольшой, неярко освещенный зал, опустились на колени перед статуей Радона, и Миранис бесшумно зашевелил губами, прося у верховного бога благословения и для себя, и для будущей жены, и для неродившегося сына.
Когда-нибудь его ребенка положат на алтарь у ног статуи Радона, когда-нибудь споют наследнику ритуальные песни жрецы, а на запястьях избранника богов, потомка двенадцатого, проступят синей татуировкой знаки рода повелителя.
Но сумеет ли Мир дожить до посвящения своего сына?
Тихо распахнулась боковая дверь, и в зал вошел жрец Радона, чьи темно-синие одежды в полумраке казались черными и напомнили Миранису плащи жрецов смерти.
Принца вновь пробила предательская дрожь. Жрец, будто не замечая волнения наследника, тихо прошептал:
– Мы ждали вас, прошу пройти за мной.
В соседней зале, роскошно обставленной и используемой для наиболее знатных гостей храма, было все так же темно и тихо. Неярко светили по углам лампады, чадили горько пахнущим дымом. Отражались блики света от стен, расписанных сценами из жизни Радона. Вон там великий бог принимает в чертоге клятву от братьев и сестер. Вот там наставляет двенадцать сыновей, а вот там склонился над младенцем, касаясь его запястья.
Миранис повернулся к алтарю. От запаха дыма, смешанного с ароматом увядающих роз, закружилась голова, пересохло в горле, и почудились в тишине едва слышные голоса...
Говорили, что это голоса богов, но Миранис думал иначе, – всего лишь воздействие дыма, наркотика, которым жрецы покоряли неокрепшие умы паломников.
Жрец встал между алтарем и Миранисом. Дождался, пока подталкиваемая Арманом Лия застыла рядом с принцем, и, взяв с алтаря гирлянду из роз, посмотрел выжидательно.
Миранис сглотнул. Сплел свои пальцы с пальцами Лии и чуть вздрогнул,
Лилась тихая мелодия, одурманивая печалью. Сильнее кружилась голова, нестерпимо жгло запястья. Пальцы Лии стали вдруг холодными, и Миранис сжал руку будущей жены чуть сильнее, успокаивая...
Скоро церемония закончится… еще немного…
Голос жреца, читающий заклинания на древнем, полузабытом людьми языке, вдруг стал далеким. Показалось, что зал наполнился тяжелой, прижимающей к земле болью. Жгло запястья, волновались нити татуировки, меняя узор, тихо, едва слышно, вздохнула Лия, и все вдруг отхлынуло, прояснилось, наполнив душу облегчением и радостью: Радон благословил брак. Радон принял будущего повелителя Кассии.
Воздух загустел, заиграли в нем синие нити, затанцевали в такт мелодии, все более ускоряясь. Забилось, стремясь выскочить из груди, сердце, и боль ушла, уступая место облегчению.
Миранис медленно, пошатываясь, поднялся с колен, заставил Лию встать и поцеловал перепуганную жену в макушку. Жреца уже не было. Застыли за спиной телохранители, тихо шептал молитвы Арман, скучающе подпирал дверь Гаарс.
– Доволен? – вполголоса спросил мужчина.
– Ты даже богов не уважаешь? – ответил Миранис, увлекая Лию к выходу из залы.
– Уважаю, – пожал плечами Гаарс. – Но своего больше. Ваш Радон для нас излишне правильный. Поздравляю, Лия... жена наследного принца Кассии...
– И я поздравляю... – раздался за спиной холодный голос, – племянница вождя Виссавии.
Мир медленно повернулся. Успел краем глаза заметить, как встали рядом телохранители, как отразился свет от клинка Армана, и напрягся Гаарс, замечая:
– Да, Мир, умеешь ты доверять не тем людям. Но предал тебя не я.
– Верю, – одними губами прошептал Миранис, прижимая к себе Лию. Потом он найдет того, кто предал. Из-под земли достанет. Если выживет.
Он впервые видел человека, который много раз пытался его убить. Невысокий, гибкий и изящный, как и все виссавийцы. Светлые, собранные в длинный, тонкий хвост волосы, разного цвета глаза, чуть поблескивающие в темноте, и столько ненависти и презрения во взгляде, что Миранис сразу понял: этот так просто не отпустит.
Лия спрятала лицо на плече мужа, обняла за пояс. То ли хотела защиты, то ли не хотела отпускать: не поймешь!
«Защити ее, Радон!» – одними губами взмолился Миранис и толкнул Лию к Гаарсу.
Наемник все понял. Он заслонил Лию собой и начал отходить к двери, не спуская с виссавийца настороженного взгляда.
– Мне очень жаль, но пока отсюда никто не уйдет! – ответил Алкадий, и двери, недавно гостеприимно распахнутые, резко захлопнулись.
Гаарс схватил Лию за руку, толкнул за толстую, увитую клематисом, колонну и нырнул туда же.
Вспыхнули темнотой глаза Алкадия, в зале стало нечем дышать... Правду говорили, что он хранитель смерти, только и сила его какая-то… больно грязная. Мерзкая. Краденая. От одного запаха которой, запаха болота, подкрадывалась к горлу тошнота.