Жесткая вода
Шрифт:
– Что это значит?
– Из двух стволов сразу.
– Это хорошо?
– Если картечь или дробь то да, плотность хорошая. Скажу просто, много шариков, летит в стороны, рассеиваясь. Чем выше плотность, тем сильнее поражение в том месте, куда эти шарики вляпаются, да и радиус поражения выше. Попал ли Макар в этот радиус, похоже, да, сильные ли поражения, возможно нет. У меня остались патроны, с пулями, ни картечи, ни дроби, ни соли. – Я хмыкнул. – Только для хорошего прицела и видимости. Но если попаду, все, наверняка.
– Такие мощные?
– В щепки. Ты же видела, что осталось от Психа. Как сказал
Я работал веслами несколько часов подряд. Туман рассеялся, резко потеплело. Река шла очень глубокая, широкая, с тихим течением. Резко повернув вправо, река сильно обмелела, и показались в большом количестве на воде птицы.
– Ух, ты не видела никогда, красивые, кто это? – Вероника показала на них.
– Цапли. Красивые верно, крупные как фламинго, и такие же, вонючие. Хотя нет, это я перегнул, не настольно вонючие, как те, но все равно.
– Почему? – Вероника улыбнулась.
– Рыбу жрут, лягушек. Запахи блеск просто. Давай тормознем, десять минут перекур. Да и поесть можно. Будешь?
Девушка кивнула и сладко потянулась. Мы вылезли прямо в воду, и я прикурил.
– Дай, мне тоже…
– Хит летнего сезона, этого года. Приеду домой, поставлю рингтон на телефон…Дай, мне тоже, дай мне тоже, дай. – Я протянул сигарету.
– Привычка уже.Юморишь смотрю?
– Нервничаю, пытаюсь отвлечься, не хочу, чтобы крыша съехала.
– Я прислушался, огляделся по сторонам, и спросил.
– Там в лодке, когда он орал нам, ты опять испуганно смотрела на меня. Снова не верила мне? Боялась что сдам?
– Прости.
– Дура ты. Не обижайся только. Давай рыбки погрызем. Валить надо. Я хочу деревню, пройти, про которую Маша говорила, чтобы людей уже стало больше на реке. Ощущение, что я как голый, посреди площади. Глаза всюду.
Рыба даже холодная, была просто наивкуснейшая. Немного липла к пальцам рук, оставляя ароматный след. Мелкие косточки с останками мяса, иногда падали в воду, и их моментально растаскивали мальки. Я довольно улыбался, глядя на то, как мелочь носится под ногами и, подняв глаза, резко замер. Около воды на берегу стоял и смотрел на нас, здоровый, черный кабан. Нет! Кабанище!
– Вера не кричи и не дергайся. Надо же дикое животное и не боится.
– Почему он такой смелый, почему не уходит? – Девушка заворожено смотрела на него.
– Не знаю, это и настораживает. Может где-то рядом выводок, маленькие детки. Интересно кинется? – Я медленно нагнулся к лодке, и достал ружье. – Еще этого нам не хватало.
– Думаешь, полезет к нам в воду?
– Не знаю. По идее кабаны должны уходить от человека, мы для них двигаемся громко, шумим. Обычно они избегают встречи. Слышал, что кабаны любят солярку и селедку. Соляра у нас нет, да и жареную щуку сельдью не назовешь. А он стоит и все, что ты будешь делать.
Кабан, медленно повернул голову, громко, тяжело вздохнул с храпом, и, развернувшись, полез в кусты.
– Хух, - выдохнула Вероника. –Да уж, места тут и, правда, дикие. Рыбак, как же ты без оружия раньше-то плавал?
– Да спокойно. Не было прецедента. Поплыли, отдохнули, посмотрели, хватит. Хотя нет, надо плечом заняться. Щипит сильно. Знаешь,я устал бегать. Даже поймал себя на мысли, что бесит, хочется остановиться, сесть и
– Какую?
– Нельзя было оставлять деда. Там, в деревне, нужно было все решать. Да и Макар не ждал этого, надо было засесть в доме и,когда он появился бы, решить проблему раз и навсегда. А уже потом, спалить все, к едрене фене, вместе с телами. Посетила мысль, что деда в живых больше нет, понял все Макар то, думаю. Я убежал, опять на воду, опять нас преследуют, опять не знаем что, где и как. Маша сказала, что деревня через день, нет уж, иду до нее без остановок, тем более на байдарке, пройдем, спать и отдыхать. Хочу встретить, хоть одного туриста, хоть одну стоянку.
– Ты выглядишь очень уставшим Сашенька.
– А ты, думаешь, нет? У самой под глазами все черно.
– Со мной все отлично, я хорошо спала ночь, сыта. Ты просто перегорел и плечо. Давай я обработаю его.
Мне действительно повезло, рана была поверхностная, и была похожа больше на большую рану от сильного падения с велосипеда или скутера. Поверхность кожи была стесана и ужасно саднила. Липкая водянистая сукровица в придачу к боли, неприятно горела и создавала ощущение – повышенной температуры не только плеча, но и всего тела.
– Тебе надо поспать. – Девушка ласково посмотрела на меня.
– Нет. Не надо. Опасно. Плывем.
– Я могу покараулить?
– Нет.
– Уверен?
– Да.
Насилуя до износа свой организм, я плыл без остановок, почти до темноты, не останавливаясь ни в туалет, ни на обед, ни на отдых. После четырех вечера, река стала казаться мне киселем с красноватым свечением по берегам, картинка не менялась, и мне все чудилось, что мы стоим на месте. Я не видел и никого не слышал, в памяти был провал, я даже не помнил и не слышал Веру, но чувствовал, что она рядом, может, даже спит, не обращая на меня никакого внимания. Затем во мне появилось чувство огромного бешенства, злости, от своих же мыслей: «Какого хрена я гребу такими маленькими чайными ложками этот кисель, а он никак не остывает, и почему я барахтаюсь в нем как оса, а не пью, и не утоляю жажду». Когда стало совсем темно, я просто замер и глупо пялился на весла, не понимая где низ, где верх, и вообще…… «Почему нет тумана? Нас так найдут. Почему Вероника такая спокойная? Почему все так мутно и не понятно, и, черт побери, почему так липко и жарко?».
Темнота!
Глава 14.
Я медленно приоткрыл веки. Свет немного резал глаза, но буквально через минуту, я снова закрыл их и спокойно, глубоко уснул. Опять сон. Я увидел в нем снова Веронику. На этот раз она была одета в мужскую, черную рубашку. Все пуговицы были расстегнуты, и я спокойно видел бугорки ее грудей, плоский животик с красивым пупком, черные трусики, скрывающие лобок и вульву, которую я дико хотел разглядеть, сквозь немного оттопыренное в этом месте белье. Видел красивые, смуглые, упругие бедра и колени. Вероника стояла возле кровати, на которой лежал я. Она смотрела на меня и улыбалась, красиво накрашенными, в бордовый цвет губами. Ее зеленые глаза ярко горели на фоне темных волос, которые в свою очередь светились иссиня-черным светом.