Жестокая любовь мажора

Демина Маша

— У него кровь, — шепчу я, чувствуя, что сама готова расплакаться.

— Черт… — Багиров нервным движением взъерошивает короткие волосы. — Пошли в медпункт. Лиза осмотрит и обработает…

— Не пойду я к ней! — рявкаю, ощутив иррациональную ярость.

Илай тоже вскипает. Вскидывает руки, практически рычит на меня:

— Блядь, до города почти час, у тебя есть предложение получше?

— Не ори на меня! — кричу в ответ с вопящим ребенком на руках. — Это, между прочим, из-за тебя произошло!

Илай открывает рот, но затем крепко стискивает челюсти

и качает головой.

— Окей, — выдыхает. — Давай сбавим градус, — он морщится от плача Кирилла, который перекрикивает нашу перепалку. — Просто сделай, как я прошу. Порычишь на меня после.

Я не перестаю качать сына и выдыхать эмоции, клубящиеся в груди дымом от пылающего пожара.

Сцепив зубы, засовываю свою внезапную инфантильность в задницу и киваю.

— Хорошо. — Подкидываю сына на руках. — Где ваш медпункт?

Илай открывает дверь, жестом пропускает нас вперед, а когда я переступаю порог, захлопывает дверь и обходит меня, чтобы показать дорогу.

Мы спускаемся по лестнице, идущие навстречу ребята с недоумением расступаются и оглядываются на меня, едва поспевающую за Илаем и пытающуюся успокоить плачущего ребенка.

— А что, если у него сотрясение? — лепечу я, переполнившись страхом, глядя в широкую спину Илая, которая напрягается от моих слов. — Или что-то еще…

— Не накручивай себя, — бубнит он, не сбавляя шага. — Дети падают. Это не редкость. Просто ушибся.

Хотелось бы мне такую же суперспособность: холодно мыслить, когда внутри бушует паника. Но, несмотря на его рассудительный ответ, все в Илае кричит о том, что он тоже нервничает.

Мы выходим во внутренний двор и идем через газон, наплевав на дорожки, чтобы сократить путь к зданию, стоящему отдельно от корпусов. Мне приходится перейти на бег, чтобы не отстать от идущего напролом папаши.

Илай взлетает по ступеням и открывает нам дверь.

Все происходит так быстро и в таком хаосе, что я не успеваю морально подготовиться к новой встрече с девушкой, вызвавшей во мне столь неприятные эмоции.

И вот они с новой силой пробуждаются при виде нее, когда Илай пропускает нас в кабинет. Он подталкивает меня вперед, и я встречаюсь взглядом с Лизой, которая ошарашенно смотрит на нас с Кириллом.

А уже в следующее мгновение поднимается из-за стола и спешит к нам.

— Как это произошло?

Поражаюсь, как неразумна неприязнь к этой девушке, потому что сейчас я не должна думать ни о ком другом, кроме своего сына и желания помочь ему, но почему-то мне хочется инстинктивно спрятать Кирилла от нее.

Прижавшись губами к его уху, шепчу ему успокаивающие слова и глажу по голове, и на мгновение плач прекращается, потому что сын заходится кашлем. Это какой-то кошмар…

— Лиз, тут такое дело, — Илай прочищает горло, зыркая на меня, а потом снова на Лизу, — не углядели. — Я впиваюсь в Багирова взглядом, и он поправляет себя:— Не углядел, и малой шлепнулся с дивана. У него там кровь… можешь обработать?

— Ясно, ясно, — Лиза кивает и смотрит на меня в ожидании, чтобы я показала ей Кирилла. Встрепенувшись, я все же разворачиваю

сына, и Лиза тут же расплывается в приятной улыбке, которая по-прежнему кажется искренней. Но я не собираюсь чувствовать себя виноватой за свое отношение к ней.

Я тяжело сглатываю, наблюдая, как она воркует над моим сыном.

— Ну привет, боец. Папка не углядел, да? Наверное, на маму твою засмотрелся, она вон у тебя какая красивая, — Лиза осторожно поворачивает голову Кирилла к себе, чтобы оценить повреждение, но тот выгибается и снова пытается спрятать лицо у меня на шее.

— Так, — отступает она. — Давайте пройдем в процедурную. И, наверное, лучше бы Алисе остаться здесь. Обычно без мам дети ведут себя сговорчивей.

Во мне тут же поднимается волна возмущения, но Илай, будто прочитав мои мысли, мягко сдавливает мое плечо.

— У Лизы большой опыт работы с детьми. — Он думает, что этим успокаивает меня, но почему-то раздражение становится лишь сильнее.

Я пыхчу, испепеляя Илая взглядом исподлобья, желая, чтобы он оставался на моей стороне, но вместо этого он встает на сторону своей подружки и я, поддавшись эмоциям, накрываю головку сына ладонью, помогая ему чувствовать себя в безопасности.

Илай тяжело вздыхает, осуждая мое поведение.

— Алис…

— Моему сыну будет лучше со мной, — железобетонно припечатываю я.

Багиров переводит взгляд на Лизу, та лишь разводит руками.

— Я буду в процедурном.

И уходит, оставляя решение за нами, а потом передо мной вырастает Багиров.

— Давай мне мелкого, я буду рядом с ним, обещаю. Ты и так вся на взводе. Дети же все чувствуют…

— А еще они чувствуют, когда мамы нет рядом…

Я в отчаянии упрямлюсь, хотя умом понимаю, что, возможно, он прав и без моего присутствия Кирилл не будет пытаться спрятаться от всех. В горле ком, и он не проходит, даже когда я сглатываю.

— Возможно, придется наложить швы, — голос Илая обретает строгость. — Ты готова смотреть на это?

Я так крепко стискиваю челюсти, что у меня сводит зубы.

— Хорошо, — киваю. — Ладно. Наверное, я перегибаю палку… — с трудом признаю и с нарастающей тревогой передаю сына Илаю.

Разумеется, Кирилл начинает опять истерить, мотать головой, а когда видит меня — пытается вырваться и тянется ко мне, рыдая: «Мама!».

Вот! Я ему нужна! Но приходится уступить только по одной причине: я и правда не вынесу ужасного зрелища, когда иголка будет протыкать кожу сына. Я могу вынести все что угодно, если это не касается моего малыша. Тут моя психика дает сбой.

Кирюша дергает ногами, отчего сердце обливается кровью, но Илай не затягивает с драмой и быстро скрывается в процедурной.

А я остаюсь стоять на месте, хватая ртом воздух.

Но когда детский плач внезапно стихает, во мне поднимаются совершенно другие эмоции. Я слышу смех этой Лизы, а затем смех Илая. И Кирилл… больше не плачет. И вроде бы я должна радоваться, что его истерика закончилась, но то, что этой девушке удалось успокоить его… вновь вызывает вспышку отравляющей ревности.