Житие маррана

Агинис Маркос

Никто не произносит ни слова. Негр уходит, за ним удаляется стража. Франсиско снова остается один в полной темноте.

16

Дон Диего полагал, что сумел завоевать благорасположение комиссара. Нет, он не был настолько наивен, чтобы чувствовать себя в полной безопасности, но на душе стало спокойнее. Жене врач велел приготовить самые изысканные блюда и сервировать стол со всей доступной им роскошью. Пригласив на обед брата Бартоломе и капитана Торибио Вальдеса, врач надеялся создать прочные связи на новом месте, снискать уважение

в Кордове и, что самое важное, гарантировать себе свободу.

Альдонса приготовила угощение лучше некуда, следуя указаниям супруга: свиные отбивные, тушеные овощи и молочный пудинг. По такому случаю пришлось раскошелиться и купить вина.

Стол из орехового дерева накрыли скатертью, которую хозяйка собственноручно расшила узорами еще в девичестве. Каталина перемыла керамическую посуду и до блеска начистила то немногое столовое серебро, что имелось в доме. Расставила блюда, солонки и кружки, разложила ложки и ножи. Каждому гостю полагалась льняная салфетка, вышитая крестиком. В плетеной корзине красовались фрукты, кувшин был доверху полон ежевичной водой. Скромная столовая выглядела по-королевски.

Торибио Вальдес пришел на обед при полном параде. Как знать, из уважения ли к своему новоиспеченному соседу или же из почтения к комиссару инквизиции. А может, просто воспользовался случаем показать себя во всей красе. Он снял шляпу с высокой тульей, отвесил присутствующим церемонный поклон и до самого прихода брата Бартоломе развлекал Диего Нуньеса пространными рассказами о том, как сражался в открытом море с турками.

Доминиканец явился, как обычно, без стука. Ведь священнослужитель может принести в дом лишь добро, так что ему не обязательно просить разрешения войти. Из складок необъятного облачения выглядывал белый кот, который по тучности не уступал хозяину и смахивал на небольшую овцу.

Диего Нуньес да Сильва вышел встречать гостя. Монах задержался у двери, разглядывая зеленые лозы, на которых уже почти не осталось гроздьев.

— Лучший виноград я отложил для вас, — улыбнулся гостеприимный хозяин.

Мужчины уселись за стол. Капитан сразу принялся за угощение, а вот монах не спешил, он внимательно осматривал комнату. Дон Диего был доволен: еще бы, у него в гостиной расположились самые влиятельные лица города. В Ибатине он вел себя осторожно, а здесь решил действовать. Однако злополучный обед вышел ему боком.

— Я вижу, вы купили эти приборы у жены Антонио Трельеса? — осведомился брат Бартоломе, разглядывая серебряный нож с узорной рукояткой.

— Не все приборы, а только часть, совсем небольшую, — удивленно ответил дон Диего.

— Ясно! — произнес монах, вертя нож в руках.

На лбу у хозяина дома выступил пот.

— Но как вы догадались? — поинтересовался он, стараясь изобразить на лице беспечную улыбку.

— Мне и гадать не надо, — ответил доминиканец. — Я знал.

— Знали?

— Да. Или вы забыли, что я комиссар инквизиции?

— Ах да, конечно, — поперхнулся врач.

Антонио Трельеса несколько лет назад арестовали в Ла-Риохе как иудействующего и устроили по этому поводу громкий процесс. Дон Диего познакомился с ним много лет назад, еще в Потоси, и, когда ездил в Ла-Риоху по врачебным делам, пытался помочь его семье. Непростительная ошибка: иудейство было тягчайшим преступлением, людям, в нем уличенным, полагалось каяться и терпеливо сносить самые суровые наказания. И помощь,

и сочувствие вероотступнику тоже считались серьезным прегрешением. Помнится, тогда некий долговязый монах-францисканец со скрипочкой в руках обратил на дона Диего взгляд своих выцветших глаз и посоветовал помалкивать и немедленно уезжать восвояси, если он не хочет разделить участь задержанного. Инквизиция собиралась конфисковать имущество Антонио Трельеса, пустив семью по миру. Но врач не побоялся зайти к жене обвиняемого и приобрести у нее часть столового серебра, отдав за покупку почти все деньги, что прихватил с собой. Это было единственное, что он мог сделать, чтобы облегчить ее горе.

Брат Бартоломе тут же сменил тему и с аппетитом принялся за еду. А вот дону Диего кусок в горло не шел.

? ? ?

День сейчас или ночь? Снова шаги в коридоре, скрежет, грохот, скрип, полоска света, хмурые лица стражников.

Вместе со стражей в камеру входит монах в черно-белом облачении.

Франсиско с трудом разлепляет гноящиеся веки. И узнает брата Уруэнью, благодушного священнослужителя, который так тепло принял его здесь, в Консепсьоне, на юге Чили.

Заключенный пытается встать, но не может. Все тело нестерпимо ломит.

Стражники отступают в сторону. Слуга вносит два стула и тут же удаляется. За ним выходят и тюремщики, поставив на пал фонарь и закрыв за собой дверь. Монах остается наедине с Франсиско.

— Добрый день.

В зыбком свете пленник видит, что доминиканец ему улыбается. Возможно ли такое? Неужели и здесь, в мрачных застенках, случаются чудеса?

17

Негритянка Каталина бежала по улице, обеими руками подхватив юбки. Франсиско заметил служанку с верхушки рожкового дерева и изумленно посмотрел на Лоренсо. Что это с ней? Несмотря на полное смятение чувств, Каталина все же объяснила молодому хозяину, что сеньора Альдонса зачем-то велела ему немедленно идти домой.

— А в чем дело? Что стряслось? — встревожился мальчик.

Бедняжка и сама не знала, только повторяла: «Там люди, люди!»

— Люди? Какие еще люди?

Вместе они помчались к дому.

У входной двери застыл солдат со стальным копьем и кожаным щитом в форме сердца. Он хотел было преградить Каталине и Франсиско путь, но потом решил не связываться со всякой мелюзгой и отвернулся. Во дворе толпилось человек десять, трое или четверо — в сутанах. У двери гостиной тоже стоял вооруженный часовой. Альдонса, низко опустив голову, бродила туда-сюда и судорожно мяла в руках белый платок; Фелипа и Исабель ни на шаг не отходили от матери. Увидев сына, она порывисто обняла его, прижала к груди и рассказала, что брат Бартоломе и Торибио Вальдес пришли уже не как гости, а как официальные лица, чтобы «именем инквизиции арестовать лиценциата Диего Нуньеса да Сильву». Вместе с ними явились солдаты короля и фамильяры инквизиции^[18]. Арест, как и положено, производили в присутствии нотариуса, с которым и заперлись в гостиной.