Житие маррана
Шрифт:
Комиссар подождал, пока она сядет за стол, и насупился, приготовившись открыть какую-то важную тайну.
— Альдонса, я пришел, чтобы наставить тебя на путь истинный.
Несчастная испуганно сжалась, как зверек, настигнутый охотником.
— Падре, я всегда была доброй католичкой…
— Вне всякого сомнения. Но Господь решил испытать тебя. Он всегда подвергает испытаниям лучших, это свидетельство Его великой милости. Так радуйся же: ты — одна из избранных. И не забывай, ты исконная христианка, в твоих жилах нет ни капли нечистой крови. — Тут доминиканец метнул взгляд на брата Исидро, который немедленно сделал вид, будто внимательно рассматривает деревянное распятие, висевшее
Альдонса сидела, подперев кулаками подбородок. Лицо ее выражало глубокую скорбь. А брат Бартоломе продолжал:
— Ты что же, не понимаешь? Ничего сложного в этом нет: только самые достойные способны всё вытерпеть и не отречься; только они своими страданиями славят Господа. Нечестивцам страдание неведомо, они богохульствуют, хитростью пытаясь его избежать. Дорогая Альдонса, ты избрана Богом. Потому с тобой и стряслось… то, что стряслось.
Из глаз женщины закапали слезы. Брат Бартоломе глубоко вздохнул, оперся ручищами о колени и встал. Кот сполз на пол и нахально прошелся по карте, разложенной на полу. Франсиско испытал острое желание выдрать зверюге усы. Брат Исидро и Альдонса тоже поднялись. Монахи удалились, и в доме вновь воцарилось траурное безмолвие.
? ? ?
Франсиско пытается коснуться руки доброго брата Уруэньи, но неподъемные цепи сковывают движения.
— Говорите же, — подбадривает его монах.
— Сан обязывает вас хранить секреты, не так ли?
— Да, сын мой.
— А если человек попросит сохранить его слова в тайне, вы тем более будете держать рот на замке?
— Тайна исповеди нерушима, — кивает брат Уруэнья.
— Что ж, прежде чем открыться, — медленно произносит Франсиско, — я хочу спросить, останется ли между нами то, что вы сейчас услышите?
Доминиканец поглаживает наперсный крест.
— Я лицо духовное и должен исполнять веления Господа.
Пленник вздыхает. По правде говоря, он не верит собеседнику, но война объявлена, а значит, надо идти до конца. Франсиско вытягивает ноги в тяжелых кандалах и складывает руки на груди. А потом поднимает голову и наконец раздвигает тяжелую завесу тайны.
Брат Уруэнья слушает, разинув рот и в изумлении вытаращив глаза.
20
Шесть месяцев книги пролежали в сундуке. Ровно шесть: Франсиско посчитал по церковному календарю.
Однажды утром к Альдонсе пришел слуга брата Бартоломе и сообщил. что ближе к вечеру комиссар нанесет им визит. Странное дело; обычно монах заявлялся без всякого предупреждения. Но на этот раз вместе с доминиканцем их собирался посетить какой-то бакалавр, только что прибывший из Лимы. Семья воспряла духом: наверняка гость привез новости о доне Диего. Иначе зачем бы ему заходить в разоренное жилище семьи, запятнанной ересью.
Брат Бартоломе со своим неразлучный котом, путавшимся в подоле рясы, переступил порог, махнул кому-то, и долгожданный визитер пересек переднюю и вошел во дворик. Немного помедлил, оглядел колодец и виноградные лозы, удостоверился, что дверь в гостиную, как в таких домах обычно и бывает, находится
На голове у него красовалась широкополая шляпа с круглой тульей, какие носят в Сеговии, панталоны были из тонкого сукна, а плечи укрывал плащ цвета воронова крыла. Не поздоровавшись, не представившись ни хозяйке, ни детям, смотревшим на него с нетерпением и надеждой, ученый муж опустился на стул. Скучающим взглядом обвел неровно оштукатуренные стены, где не висело уже ни картин, ни зеркал, и не соизволил встать даже при виде Альдонсы — только коротко кивнул. Она же, с трудом скрывая замешательство, спросила, не хочет ли гость шоколада или еще чего-нибудь, но бакалавр сухо попросил ее принести книги.
— Книги?
— Да, я слышал от брата Бартоломе, что вы продаете книги.
Комиссар взял кота на руки и, поглаживая его, утвердительно покачал головой. Взгляд его словно говорил: «Поторопись, женщина. Такую возможность грех упускать». Но Альдонса жаждала только одного — услышать новости о супруге: «Он скоро вернется? Суд уже был? Ведь Лима так далеко, а вы как раз оттуда». Дети, затаив дыхание, столпились в дверях.
Бакалавр поскреб в затылке и ответил, что ни о чем таком и слыхом не слыхивал, а следовательно, и рассказать ему нечего. Альдонса, ломая руки, взмолилась: никаких подробностей не надо, но хоть пару слов! Однако покупатель отрезал, что сеньора, видимо, пребывает в досадном заблуждении: он не посыльный. И пренебрежительно добавил, что да, в Лиме говорили о каком-то португальском лекаре, которого доставили с юга в секретную тюрьму инквизиции — «так может, это и есть ваш супруг». Брат Бартоломе одобрительно покивал, видимо, благодаря гостя за любезный ответ. А затем повторил потрясенной хозяйке просьбу бакалавра: «Ты слышала, дочь моя? Принеси-ка сундук с книгами. Будем их показывать».
Диего позвал Луиса, и вдвоем они притащили тяжелый сундук. Альдонса нашла ключ и повернула его в замке. Потом посмотрела на монаха, не отваживаясь открыть этот саркофаг, полный тлетворного смрада. Брат Бартоломе начал терять терпение: «Ну же!» Альдонса подняла крышку дрожащими руками, словно боялась, что изнутри плеснет яд или высунутся когтистые лапы лукавого. Бакалавр заглянул внутрь, но с удивлением увидел там нечто, закутанное в погребальные пелены землистого цвета. Луис и Диего извлекли содержимое, комиссар освободил его от одеял, и по комнате разлился мягкий свет.
Чванливый гость изумленно покачал головой, как человек, нашедший сокровище, оценил прекрасную сохранность книг и потянулся к той, что лежала сверху. Взял ее, взвесил в руке, осмотрел переплет с обеих сторон, полистал страницы. Потом достал вторую, открыл наугад, пробежал глазами пару абзацев, провел пальцем по корешку, внимательно прочел название и отложил книгу в сторону. Затем принялся за третью, за четвертую…
Брат Бартоломе сидел с довольным видом: вот какой покупатель сыскался! Он почесывал кота за ухом и гадал, что важнее для бакалавра: название, состояние фолиантов, их авторы, качество печати или же крамольный характер отрывков, выбранных наугад. А также прикидывал в уме, какую сумму тот готов за них отвалить.
Диего отошел и встал рядом с братом и сестрами, жавшимися у дверей. В гостиной повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц, которые переворачивал ученый господин из Лимы. Альдонса следила за происходящим, а на душе у нее кошки скребли. Чужие руки копались в святая святых ее мужа, будто бесцеремонно лезли ему в глаза и в рот, теребили за нос, хлопали по затылку. Перебрав все книги до единой, приезжий отложил в сторону шесть.
— Так что же? — осведомился монах.
— Обсудим это позже. — Гость поднялся.