Житие маррана

Агинис Маркос

Внезапное обвинение прозвучало как оплеуха. Франсиско замотал головой — он просто не знал, что ответить на это незаслуженное обвинение.

— Я… пришел исповедаться. И я добрый католик. За что вы меня так?

— Тебе нельзя исповедоваться.

— Что вы сказали?

— Нельзя тебе исповедоваться, и все. Ты нечист.

Уж не пронюхал ли строгий монах, что они с Лоренсо ходили в публичный дом?

— Так вот я и пришел очиститься через святое таинство исповеди! — воскликнул Франсиско.

— Не дела твои нечисты, а кровь!

Еще одна оплеуха, куда сокрушительнее первой.

— Понял меня? Ты — сын нового христианина, — отрезал Антонио Луке. — А значит, от рождения замаран иудейством.

— Но моя мать была исконной христианкой! — возразил

Франсиско.

— Была… Значит, она умерла, — продолжал монах глухим голосом, полным презрения. — И ты не остался там, у ее могилы. Отправился к отцу, которого осудила инквизиция.

— Я христианин. Я и конфирмацию прошел, ибо верую в Господа нашего Иисуса Христа, в Пресвятую Богородицу, во всех святых и в жизнь вечную. Так не закрывайте мне пути к спасению! Я рожден христианином, им и останусь, — задыхаясь, бормотал Франсиско пересохшими губами.

— Люди, в чьих жилах течет проклятая кровь, — такие как ты, твой отец и твой брат, — должны каяться и совершать куда больше добрых дел, чем те, чье родословие не запятнано. И потом, покинув монастырь, ты дал понять, что не готов к жертвенному служению. Так что у меня имеются серьезные основания тебе не доверять. Не допущу тебя к святому таинству исповеди, если ради собственного же блага не откроешь мне свои намерения — все до единого.

Франсиско стиснул пальцы, не зная, как вести себя с человеком, который бессовестно превышал собственные полномочия. Брат Антонио не мог лишить его права на божественное прощение, но мог нарушить планы, оболгать, удержать в Потоси, силком отправить в Ибатин или назад в Кордову. Оставалось лишь покориться.

52

Франсиско все же удалось исповедаться. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа падре отпустил ему грех блудодеяния, наложив молитвенную епитимью, которая была юноше не в тягость, а в радость. Сладостной музыкой прозвучали слова: «Ступай и больше не греши».

Однако воспоминание о брате Антонио Луке занозой засело в сердце. В стальном взгляде монаха читалось глубокое презрение ко всему их роду. Франсиско недоумевал, какие такие подвиги надобно совершить, дабы Господь и Господни слуги наконец-то смилостивились и перестали напоминать о его происхождении. Или суровый мерседарий вечно собирается ходить за ним по пятам, не давая забыть, что он всего лишь жалкая тварь? Здесь, в Потоси, подкараулил, так может и в Лиме настигнуть. Снова будет сверлить глазами, снова будет унижать.

Юноша рассказал о неприятной встрече Севилье, и тот спокойно ответил, что не следует огорчаться из-за поведения Антонио Луке и иже с ним: все они фанатики, изуверы, глухие к голосу разума. Его супруга, красавица с прекрасным именем Мария Элена, не раз испытала на себе подобное обращение. Так Франсиско узнал, что жена Севильи — тоже из новых христиан и выбрала его себе в мужья, чтобы тайно хранить веру предков. А девочки пока слишком малы, они еще не ведают о двойной жизни родителей, чреватой многими бедами.

Шумный город Потоси остался позади. Франсиско и Хосе Игнасио ехали на мулах, а между ними, точно рыцарь в сопровождении оруженосцев, гордо восседал на коне Лоренсо. Его-то сомнения не терзали: кровь в жилах текла голубая, происхождение было безупречным. Единственное, что требовалось, — это закалиться для грядущих подвигов да еще как следует поразвлечься на термальных источниках Чукисаки.

Носильщики из племени луле шагали босиком рядом с вьючной скотиной или бежали трусцой, если мулы пускались рысью. Христианский бог запечатал индейцам уста, а потому они взывали к своим богам молча. Но чутко прислушивались к приказам хозяев, поскольку повиновение гарантировало им кусок хлеба. Хосе Яру не общался с остальными, ибо никогда не был охотником до болтовни, да и покорность его возмущала. Под жалкими лохмотьями лелеял он уака, чтобы передать его в Куско вождю-курака по имени Матео Пома. Камень, заботливо обернутый шерстью, согревал душу, а телу придавал невероятную силу. Вот-вот очнутся ото сна любимые древние божества,

иначе откуда эта бодрость, крепкий сон и хороший аппетит? Почему руки перебрасывают грузы, как пушинки, и играючи справляются с мулами, а ноги без устали несут его по дороге среди зубчатых вершин, которые скоро будут принадлежать тем, кто родился на их склонах?

53

Пройдя лиг двадцать пять, путешественники прибыли в маленький город Чукисака. Лоренсо непременно захотел остановиться в гостинице при знаменитых купальнях, где имелись и стойла, и вдоволь соломы, и хорошо освещенные комнаты с кроватями.

Удивительным образом горячие воды, вытекавшие из глубин преисподней, обладали благотворными свойствами: избавляли от ревматизма, подагры и астмы, от ожирения, воспаления кишок и прыщей. Поток женщин и мужчин, жаждавших исцеления, не иссякал никогда. Много страждущих прибывало из Потоси, но также из Ла-Платы, из Оруро и из Ла-Паса. Караваны, перевозившие торговцев, солдат, да и просто бездельников по бескрайнему плоскогорью, непременно останавливались возле чудодейственных источников.

Купальни располагались в просторных каменных залах. При свете чадящих факелов гости, облаченные в простую одежду, которую не жалко испортить, спускались по широким ступеням в сернистую воду За завесой пара лиц было не разглядеть. И больные, и здоровые тут же начинали постанывать от наслаждения. Горячий влажный воздух прочищал грудь и умягчал кожу. Мышцы блаженно расправлялись.

Мужчины и женщины держались на почтительном расстоянии друг от друга, однако мокрая ткань становилась предательски прозрачной и не скрывала прелестей. К тому же индианки, мулатки и метиски имели свободный доступ в купальни. Атмосфера была просто пропитана похотью. Разнеженные тела влекло друг к другу, нескромные прикосновения возбуждали чувственный аппетит. Призывные и непристойные восклицания отдавались от влажных стен, толкотня создавала сладостное ощущение вседозволенности. Даже священники и те иногда сказывались больными, чтобы посетить это злачное местечко. Лоренсо за один вечер предался любовным утехам аж четыре раза. Разумеется, все посетители старательно делали вид, будто соблюдают приличия, опасаясь, как бы инквизиция не разгневалась и не закрыла купальни, хотя они уже попали в поле зрения какого-то фамильяра.

На столах, расставленных в огромном обеденном зале, гости часто вырезали ножами свои имена, но не бахвальства ради, а чтобы оставить весточку какому-нибудь родственнику или другу в надежде на встречу.

Франсиско и Севилья отправились в путь чуть свет: им предстояло нелегкое приключение — переправа через коварную реку Пилькомайо.

54

По крутому склону они спустились к шумному потоку. Кругом, точно рваное лоскутное одеяло, расстилались поля, засеянные ячменем. Одноглазый проводник за небольшую мзду вызвался показать путникам брод, но предупредил, что переправа очень опасна и лучше заручиться помощью местных жителей. На берегу сидело на корточках несколько метисов, готовых предложить свои услуги. Севилья прошептал на ухо Франсиско:

— Эти пройдохи только и ждут, как бы поживиться: сами же и изрыли весь брод ямами, чтобы мулы проваливались и тонули.

— Но вы последуете совету проводника?

— В смысле, стану ли звать их на подмогу? А то как же! Мы тут себе не хозяева. Лучше переплатить, чем вылавливать из воды животину со всей поклажей.

Франсиско ощупал свой багаж, удостоверился, что котомка с инструментами на месте, и погнал мула в реку.

55

Нарядный город Ла-Плата был достоин своего имени^[42]. Там всегда что-то праздновали, вот и сейчас он встретил путников флагами. Роскошные особняки поражали воображение, особенно дом председателя Королевской аудиенсии^[43], крытый черепицей и украшенный серебряными гнездами для факелов. Сильным мира сего полагалось жить в блеске и роскоши.