Житие маррана

Агинис Маркос

Франсиско и Севилья с семейством выехали на рассвете. Они намеревались добраться до Жужуя тем же вечером. Этот отрезок пути следовало продумать самым тщательным образом, чтобы не оказаться в непогоду под открытым небом. Хосе Игнасио нанял упряжку мулов и несколько носильщиков в помощь Хосе Яру. Они были уже далеко от Сальты, когда хлынул первый ливень, продолжавшийся полчаса. Поклажу накрыли парусиной, а путники с головой закутались в пончо. Босоногие индейцы тянули мулов за уздечки — какая погода ни есть, а вперед двигаться надо. Впоследствии такие внезапные дожди частенько испытывали терпение путешественников. Когда развиднелось, зеркальца луж вспыхнули голубизной, душистая дымка поднялась к небесам, и из-за косматых

рваных туч выглянуло солнце. Через некоторое время они заметили Лоренсо. Поминутно оскальзываясь, он спускался по склону, ведя в поводу всего трех мулов — гораздо меньше, чем собирался добыть.

49

Дороги сделались такими каменистыми, что и мулы, и конь Лоренсо могли продвигаться только шагом, часто останавливались, упрямились, и всадникам приходилось спешиваться. Здесь, на высокогорье, людей мучили дурнота, слабость и боль в желудке. Поминутно хотелось пить. Силы немного поддерживал бульон с острым перцем.

Только Хосе Яру, хоть и оставался по-прежнему угрюмым, с каждым днем выглядел все бодрее: родной воздух явно шел ему на пользу. Чувствовалось, что теперь индеец пребывает в ладу и с собой, и с окружающим миром. Имелась у него некая тайна — великая, ужасная и до поры до времени скрытая от остальных.

Франсиско не мог насмотреться на головокружительные пейзажи. Ведь чем ближе к небу, тем, вероятно, ближе и к Богу. Этой же дорогой проходил в молодости и его отец, когда бежал из Португалии, а потом и из Бразилии. Франсиско представил, как он шел с востока, пробираясь через непроходимую сельву, как вышел на это бесплодное высокогорье, направляясь к легендарной горе Потоси. Уже тогда говорили, что испанцы за какие-то десять лет выкачали из тамошних недр больше серебра, чем коренные жители за многие века. В шахтах покоились кости сотен, если не тысяч индейцев, которых свел в могилу непосильный подневольный труд — мита^[37].

А вот и славный город Потоси. Нет, стены здесь не сияли серебром, а крыши не блестели золотом, но по мостовым разъезжали шикарные кареты, дамы и кавалеры были разодеты в пух и прах. Однако на это фанфаронство уходила лишь толика несметных богатств, хранившихся в сундуках. Развлечений имелось немного: бордели да кукольные представления. И если с первыми пыталась бороться церковь, то на вторые точила зубы сама инквизиция.

Практически в каждой проповеди священники клеймили похоть, утверждая, что публичными домами заправляет сатана, и с высоты кафедры презрительно взирали на бесстыжих женщин и порочных мужчин, ведь к мессе исправно ходили все, даже сводни.

Инквизиторы же преследовали кукольников, поскольку заставлять болванчиков говорить — богопротивное дело. Простецы легко могли одушевить неживую материю и уверовать во власть истуканов. Некоторое время назад, например, по всей округе распространилась опаснейшая зараза: песенное поветрие. Тысячи индейцев вдруг принялись петь и плясать, в трансе призывая уака, духов озер, гор, камней и деревьев, порождение их нелепой фантазии.

Мало того, дикарям втемяшилось, будто духи эти не только обитают в предметах, но и способны влететь человеку в рот, проникнуть в нутро и заставить танцевать без устали дни и ночи напролет. Богомерзкие языческие проповедники утверждали, будто уака вот-вот явятся, чтобы сокрушить самого Христа. Песенное поветрие, Таки Онкой, сотрясло все высокогорье. Отряды, отправленные на усмирение индейцев, схватили сотни колдунов и колдуний, которым покровительствовали местные вожди — курака^[38].

Но не только идолопоклонство заботило инквизицию. Ведь кукольники самым бессовестным образом насмехались над сановниками, позволяя себе намеки на грешки коррехидора, на мздоимство судьи, на похождения альгвасила, на недостойные наклонности

священника. Безобразие! Подобные россказни подрывают веру. Поэтому инквизиция кукольные спектакли запретила, хотя некоторые отчаянные смельчаки все-таки устраивали тайные представления.

В Потоси Лоренсо не собирался сидеть сложа руки. Настоящему воину необходимо поразвлечься. Добродетель, конечно, велит поклоняться кресту и чтить оружие, но душа-то жаждет удовольствий: пышнотелых красоток, вина и веселья. Отец, помнится, так прямо и сказал этому толстомордому брату Бартоломе. А иначе и быть не может: военное ремесло — штука опасная, за него полагается награда. В мирное время гуляй себе по кабакам и веселым домам, а начнется война — грабь да бери женщин силой. Это уж дело святое, так испокон веков повелось. Лоренсо потащил с собой Франсиско. Притон располагался на окраине шумного города и ничем не выделялся среди окрестных строений, разве что был чуть ниже и грязнее. На зеленой двери висел молоток в виде чудища с вываленным языком. Метиска провела друзей в зал, где уже сидело несколько мужчин, которых обхаживали хихикающие девицы. Тут же подоспела мулатка и поднесла гостям по рюмке писко, Франсиско и Лоренсо выпили. Вскоре к ним подошли две женщины. Одна из них, красавица с жемчужно-белой кожей, накрыла руку Франсиско своей нежной горячей ладонью. Ее нарумяненные щеки были упругими и гладкими, точно лепестки розы, накрашенные губки шептали что-то волнующее и непонятное. От взгляда влажных глаз, опушенных густыми ресницами, по телу юноши пошли мурашки. Девица тут же определила, что перед ней неискушенный девственник, редкая птица в их заведении. Она подлила ему писко и увлеченно принялась соблазнять.

Лоренсо меж тем обнял за талию свою подружку и сразу перешел к делу, пожелав немедленно с нею уединиться. Парочка удалилась во внутренний дворик, куда выходили каморки с тюфяками на полу.

Вдруг откуда ни возьмись перед Франсиско появилась бесформенная тетка с запавшим ртом, истошно благоухающая лавандой. Он испугался, подумав, что девушка с нежными ладошками решила передать его своей уродливой товарке. Толстуха расплылась в улыбке, разинув беззубую пасть, и Франсиско отпрянул, но она успокоительно потрепала его по затылку:

— Давай, сынок, выкладывай денежки. И повеселись как следует. Тебе понравилась наша красотка Вавилония?

Франсиско посмотрел на девушку и кивнул. Старуха протянула руку, унизанную кольцами и браслетами. Юноша стал развязывать кошель, а проститутка и сутенерша внимательно за ним наблюдали. В противоположном углу зала послышался громкий хохот, и какой-то мужчина в голубом шелковом кафтане кинулся во двор вдогонку за двумя визжащими девицами.

— Хочешь меня погонять? — прошептала Вавилония.

— Как это?

— Побегать за мной… А потом поймать…

— Поймать?

— Да, — девушка покорно прикрыла лиловые веки. — И делать со мной все что захочешь. Все-все.

Франсиско уставился на нее в недоумении.

— Скажи, чего бы тебе хотелось? — спросила Вавилония. Франсиско пожал плечами и изобразил улыбку.

— Ну же, говори, — она прижалась пылающей щекой к его лицу. — Хочешь коснуться моей кожи? Шеи, например, — тут девица откинула голову назад, чтобы неподатливый клиент мог получше рассмотреть ее белоснежную шею.

На юношу напал столбняк. По животу пробежала горячая волна, ноги похолодели, а ладони вспотели.

— А хочешь знать, что у меня под юбкой? Ну так догони. Догонишь — буду вся твоя. Честное слово.

— Не хочу я за тобой гоняться, — хрипло проговорил Франсиско.

— А приласкать?

Франсиско колебался, дрожал от нетерпения и злился — на самого себя, разумеется. Нежные пальчики чертили волнистые линии на его запястье, а потом подобрались к ладони, пощекотали ее. Юноша тихонько рассмеялся, а девица, воспользовавшись моментом, взяла его руку и прижала к своей обнаженной шее.