Житие маррана
Шрифт:
— Еврейские вельможи? — поперхнулся Франсиско.
Первого вельможу-иудея звали Хасдай. Многие семейства утверждали, будто ведут свой род именно от него, в том числе и семейство Сильва, также происходившее из Кордовы (Франсиско тут же вспомнил историю железного ключа). Великий Хасдай жил в десятом веке. Он владел ивритом, арабским и латынью, был врачом и дипломатом. Король Германии говорил, что никогда не встречал такого проницательного человека, император Византии слал ему ценные подарки, в том числе уникальный трактат Диоскорида, который цитирует Плиний и который лег в основу фармакологии. Когда Хасдай перевел этот труд на арабский, по всему халифату началось изучение свойств лекарственных растений. Кроме того, благодаря связям с Византией
Франсиско захотел послушать этот удивительный рассказ еще раз, ибо не верил своим ушам.
Позже, когда Кордовский халифат распался на множество мелких эмиратов, на смену Хасдаю пришел другой светоч разума: Самуэль га-Нагид, что означает «предводитель». Он также родился в Кордове, так что, возможно, семейство Сильва ведет родословную и от него. Га-Нагид был знатоком математики и философии, говорил и писал на семи языках. Визирь Гранады прибегал к его услугам и в конце концов взял в советники, а позже, на смертном одре, передал ему свою должность. Не бывало еще, чтобы еврей достиг таких высот во дворце Альгамбры. Га-Нагид правил тридцать лет, собрал за это время огромную библиотеку и основал школу.
«Так вот откуда у нас с папой эта страсть к учебе и чтению!» — подумал Франсиско. Га-Нагид писал стихи, трактаты, а также увековечил свое имя в камне, подсказав эмиру идею украсить фигурами двенадцати львов фонтан знаменитого Львиного дворика, настоящей жемчужины в сердце Альгамбры.
Из Кордовы, родного города семьи да Сильва, происходил еще один вельможа, облагодетельствовавший не только государство, которому служил, но и все человечество: Маймонид. Он был величайшим философом того времени, перед ним склонялись даже знаменитые богословы. Эти слова громом отдались в ушах Франсиско:
— Еврей, перед которым склонялись знаменитые богословы!
Его величали Aquila magna, Doctor fldelis, а также Gloria orientis et lux occidentis[32]. Он оказал большое влияние на Фому Аквинского, автора «Суммы теологии». Маймонид прославился как великий врач, лечил самого Саладина, давал советы Ричарду Львиное Сердце и получил приглашение поступить к нему на службу. То были удивительные времена. Но увы, орды религиозных фанатиков воспользовались расколом между эмиратами. Некий одержимый проповедник объявил, что иудеи, дескать, поклялись Магомету обратиться в ислам, если по прошествии пяти веков после Хиджры не явится Мессия, и потребовал немедленного исполнения клятвы, данной их предками. Мусульмане стали враждебно относиться к евреям, несмотря на все успехи, достигнутые за многие десятилетия мирного сосуществования. Но что же тем временем происходило на севере Испании, в христианских королевствах?
— Когда начались мусульманские гонения, евреи переселились в северную часть полуострова, откуда когда-то бежали.
— Нигде не сыскать нам надежного убежища, — вздохнул Диего Лопес, и взгляд его круглых глаз затуманился грустью. — Все они временны и, что хуже всего, дарят лишь иллюзию безопасности. А потому существует только один выход: перестать прятаться.
Севилья и Франсиско поняли, куда он клонит, и не удивились, услышав полные боли слова:
— Да, перестать прятаться. — Лопес кашлянул. — Иначе говоря, перестать быть иудеями. Окончательно и бесповоротно.
43
Караван меж тем двигался на север, миновал Сантьяго дель-Эстеро и подошел к прекрасному
Юноша посмотрел на дочерей Севильи, дремавших в объятиях молодой матери: такие же счастливые и беспечные дети. До поры до времени. Они пока не ведают, что их отец — тайный иудей, что в любой момент его могут схватить и сжечь живьем. И тогда прощай спокойная, сытая жизнь, потому что инквизиция оберет семью до нитки.
Франсиско глубоко вздохнул, пытаясь отогнать тяжелые думы. Справедливо ли приносить счастье семьи в жертву своей истине? Ведь его отец не признался невесте, что иудействует. А если бы признался, Альдонса, вероятно, ответила бы отказом, и ему пришлось бы в одиночестве есть горький хлеб изгоя.
И брак Севильи, и брак его родителей парадоксальным образом были смешанными, ибо новый христианин женился на исконной христианке. В обоих случаях только супруг знал всю правду, супруга же пребывала в неведении или закрывала глаза на очевидные факты, надеясь, что как-нибудь обойдется, однако связывала свою жизнь совсем не с тем человеком, что стоял вместе с ней у алтаря. Под маской христианина скрывался иудей.
Но где же выход? Диего Лопес устал от страданий и выбрал единственный, но тяжкий путь: «Перестать быть иудеем. Окончательно и бесповоротно». Франсиско подумал, что, если бы отец поступил так же, когда сошел с корабля на берег другого континента, ложные верования остались бы в прошлом и его бы не арестовали. Дети бы не осиротели, и Альдонса, скорее всего, не умерла бы во цвете лет. Семья жила бы припеваючи, и черная тень брата Бартоломе не легла бы на порог их дома. А он, Франсиско, не ехал бы сейчас в Лиму.
Помнится, дон Диего, устроив всем на удивление академию в апельсиновом саду, утверждал, что знание есть сила. Он действительно был очень образованным и прочел больше книг, чем многие записные грамотеи вице-королевства. Но разве помогли ему эти хваленые знания в момент ареста? Никому до них и дела не было.
И тут перед мысленным взором Франсиско встал лик Христа. Юноша привалился спиной к боковине повозки и принялся тихонько бормотать отрывки из катехизиса. Какая-то мысль смутно маячила в мозгу, заглушенная наплывшими образами и воспоминаниями. Да вот же: сходство между его папой и Иисусом! Иисус был Богом, но римские солдаты Ему не верили и в насмешку просили явить свою силу. Однако Он молчал, сносил побои, тычки и оскорбления, вел себя как простой слабый человек. А ведь мог бы испепелить обидчиков молнией, как мог разрушить и в три дня воздвигнуть Храм. Отчего бы Ему не рассеять одним мановением руки палачей, которые упивались немощью арестованного и безнаказанной жестокостью, не ведая, что за слабостью кроется безграничная мощь? Не ведая, что именно страдания делают Сына угодным в глазах Отца.
Франсиско закрыл лицо руками, а потом забился в дальний угол повозки, подальше от чужих глаз. Как же люди слепы! Возможно, многовековые мучения еврейского народа и есть залог его скрытого величия, его бессмертия? Быть может, в иудейской вере и находят живое воплощение страсти Христа? В полном смятении юноша замотал головой.
44
Индеец Хосе Яру, которого Хосе Игнасио Севилья нанял в Куско давно, еще до отъезда в Буэнос-Айрес, вел себя как и прочие носильщики, однако в его лице и повадках было нечто странное. Подобно другим носильщикам, он отличался послушанием, немногословностью, но умел двигаться бесшумно, точно привидение. Мог, например, пристроиться у человека за спиной и часами незаметно следовать за ним, а то и вовсе исчезать на время. Однажды Хосе Яру отстал от каравана, но таинственным образом объявился на следующей почтовой станции. На все расспросы он только мычал или отвечал так невразумительно, что отпадало всякое желание спрашивать. На лице его читалась постоянная настороженность, скрываемая под маской непрошибаемой тупости.