Житие сестер обители Тёсс
Шрифт:
Воссоздание традиции, заряженной смыслами ментальной среды, является задачей повышенной сложности. Неудивительно, что первые попытки ее построения оказались в отечественной науке совершенно неудовлетворительными. Имеется в виду концепция «Традиции», развитая С.С. Хоружим в аннотированной библиографии «Исихазм» (см.: Исихазм 2004) и положенная в основу нескольких его монографий и ряда статей. С. С. Хоружий вовсе не различает письменный текст и поведенческий субстрат, но в простоте экстраполирует всё вычитанное им в литературном тексте на историческую реальность, даже не подозревая, что текст и реальность могут различаться. Это всё равно что писать портрет исторического М. Кутузова, основываясь на сцене Совета в Филях в изображении Толстого. Далее, С. С. Хоружий пользуется текстами, взятыми, в частности, из «Добротолюбия», прошедшими длительную процедуру коллективного редактирования и цензурирования, — и по непонятной причине считает их индивидуальными высказываниями. На такой Источниковой базе исключительно низкого качества С. С. Хоружий возводит свои многоэтажные построения, полагая, что они имеют отношение к действительности, — тогда как на самом деле они имеют отношение всего лишь к литературным героям неизвестного авторства и неопределенного времени происхождения. Наш автор попал не туда, куда целился, но этого не заметил... Так выглядит гносеологический тупик, поджидающий всякого, кто воссоздает традицию, основываясь только на автосвидетельствах участников этой традиции [1036] .
1036
Имея
Традиция представляет собой действующий механизм с присущим ему, притом весьма сложным, строением и со множеством функций, среди которых находим снятие напряжений, противоречий между индивидом и группой, профилактику разнообразных расстройств и подобное. Выделенная С. С. Хоружим функция архивации смыслов и ценностей является всего лишь одной из них, очевидной и наиболее важной. Однако традиция не сводится только к хранению и передаче информации, как это представлено у С. С. Хоружего. Вообще, незрелая слабость и как бы восполняющая ее православная ангажированность построений С. С. Хоружего не замедлила сказаться на внешнем облике его «Традиции» (с прописной буквы), не знающей четких ограничений и готовой вобрать в себя всё и вся. Ее история, с IV века вплоть до архимандрита Софрония Сахарова (1896—1993), напоминает собой историю августиновского «Божьего Града» в последовательности его земных воплощений. Не стоит ли «Традицию» С. С. Хоружего назвать скорее «преданием» (входящим составной частью в традицию или даже в несколько локальных традиций)? Тогда некоторые из претензий к ней, вероятно, отпали бы.
II. Положительная программа исследований
Научная теория локальной традиции была в недавнее время заложена петербургским германистом Н.А. Бондарко. Она создавалась на материале письменности первых двух поколений южнонемецких францисканцев XIII века с учетом достижений западноевропейской медиевистики, в частности работ П. Зюмтора (см.: Zumthor 1972). Несомненно достойная того, чтобы быть принятой за основу, теория Н.А. Бондарко нуждается в существенной доработке, в том прежде всего, что касается поведенческого субстрата традиции и динамики ее развития. Ведь предпринятый Н.А. Бондарко синхронический срез не освобождает его от рассмотрения динамики, просто динамика при синхронии выглядит несколько иначе, чем при диахронии, — как, например, некое кризисное состояние, противоречие, пара тезиса и антитезы, готовых разрешиться в синтезе, что, собственно, и означает развитие. Рассмотрев только литературный пласт традиции, Н.А. Бондарко представил ее плоскостную модель. Дополняя такую модель анализами поведенческого субстрата, психологии, художественного производства [1037] и научно-богословского обоснования, мы предлагаем объемную модель компактной традиции. Именно в этом объеме литературный текст и поведенческий субстрат, автограф и редакции различных уровней будут разведены (не отождествлены и не противопоставлены) друг с другом и займут подобающее им место и положение.
1037
В силу необходимой краткости изложения эта сторона жизни женских доминиканских конвентов юга Германии затронута нами лишь вскользь. Между тем она исчерпывающе изучена в работах гарвардского исследователя Дж.-Ф. Хамбургера (см., в частности: Hamburger 1997).
Традиция — это, в самых общих чертах, наполненная смыслами сфера коллективно наработанных интеллектуальных, эмоциональных, речевых навыков, своего рода «рукотворная» (однако неизменно позиционирующая себя как «богозданная») ментальная среда, в которой протекает жизнь каждого отдельного индивида, которая de facto диктует, как ему жить, понимать себя и творить, диктует настойчиво, хотя для него самого незаметно. В пределах традиции происходит постоянное, в известной мере спонтанное производство текстов: как устных, так письменных, как поведенческих, так речевых, — по единым правилам, со снятием противопоставления устности и письменности, речевой деятельности и поведения, с помощью вполне обозримого набора автоматизмов. «Традиция представляет собой особый тип словесной культуры, в которой сам способ порождения текста предполагает подчиненное положение авторской индивидуальности по отношению ко всей совокупности коллективного поэтического опыта» (Бондарко 2014: 293). Традиция, в общем и целом, является совокупностью поведенческого, духовного (интеллектуально-эмоционального) и речевого опыта, включающего в себя всю разнородную сумму накопленных представлений и поэтических средств. Традиция располагается между фольклором и авторской литературой (эпоха народных книг) и поэтому подлежит изучению средствами фольклористики, впрочем, только отчасти [1038] .
1038
Фольклористические методы не могут применяться при изучении богословского осмысления традиции окормлявшими ее схоластами; имеет смысл говорить о полуфольклорном характере традиции, а также о ее промежуточном положении между фольклором и авторской литературой.
При намеченной постановке вопроса понятие традиции выступает на первый план вместе с парой других понятий и, соответственно, терминов: миф и перформативная практика. Все три соотносятся в рамках интересующей нас темы следующим образом. Миф — система архетипов и базовых смыслов. Перформативная практика — их реализация в повседневном поведении. Традиция — инфраструктура, обеспечивающая саму возможность речевой, поведенческой, художественной и другой деятельности харизматиков.
Н.А. Бондарко указывает семь факторов социокультурного и лингвистического свойства, характеризующих традицию. (1) Традиция объединяется в рукописные сборники, состоящие из текстов общей содержательной направленности, где под разными углами обсуждается единая проблема, например, проблема unio mystica. (2) Традиция предполагает ориентацию авторов на общие канонические образцы и правила композиции. (3) Традиция представлена узким набором жанров, локализована (4) во времени и (5) пространстве, ибо существует в течение нескольких десятилетий на компактной географической территории. Традиция (6) тесно связана с теми или иными социальными институтами, в частности монашескими орденами, ограничивается областью их юрисдикции и (7) областью распространения соответствующего естественного языка (см.: Там же: 294—298).
Ниже мы предлагаем полный, несмотря на свою сжатость, очерк мистической традиции южнонемецких доминиканок 1-й половины XIV века. В этой компактной — как во временном, так и в пространственном отношении — традиции получили простое и ясное выражение общекультурные закономерности, сохранившие свою силу, как представляется, вплоть до настоящего дня, однако проявленные в пределах
Часть первая
КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ ТРАДИЦИИ
I. Женские доминиканские монастыри
1. Орденская провинция Тевтония
В 1303 году на генеральном капитуле доминиканцев в Безансоне, из орденской провинции Тевтонии (Teutonia), образованной в 1221 году (год смерти св. Доминика) и занимавшей в начале XIV века большую часть Центральной Европы, была выделена провинция Саксония (Saxonia), сама же Тевтония разделена на четыре «нации»: Алсатия (Эльзас, Баден, Швейцария), Свевия (Франкония, Швабия, Вюртемберг), Бавария (Бавария, Австрия) и Брабантия (Брабант, Райнланд) [1039] . Деление было предпринято для того, чтобы нации относились к провинциалу так же, как провинции к генеральному магистру. Именно в Тевтонии — районах Боденского озера, верхнего Дуная и верхнего Рейна — на рубеже XIII—XIV веков развилось массовое мистическое движение, охватившее многочисленные бегинажи и женские конвенты [1040] , подконтрольные Ордену проповедников. Впрочем, затронутая территория была много шире и простиралась от Нюрнберга до Кольмара, от Штутгарта до Вены. Ее центр приходился на Страсбург, по словам неотомиста Г. Денифле, «главное место германских мистиков» (Denifle 1886: 648). Оно было «главным» не только потому, что там с 1313 по 1322 год проживал присланный с особой миссией богослов, парижский магистр И. Экхарт, являвшийся официальным куратором женских доминиканских общин южнонемецкого региона, но и потому, что в Страсбурге имелось не меньше семи женских конвентов доминиканского Ордена, среди них монастырь Св. Марка (основан в 1225 году), послуживший образцом при организации женских обителей как в Эльзасе, так и за его пределами.
1039
Решения принимались в три этапа, на трех генеральных капитулах Ордена: «намерение» («incoatio»; Кёльн, 1301 г.), «одобрение» («approbatio»; Болонья, 1302 г.) и «утверждение» («confirmatio»; Безансон, 1303 г.). Провинция Саксония, выделенная из состава Тевтонии, стала насчитывать восемь наций: Саксония, Тюрингия, Майсен, Вестфалия, Славенланд (область исторического расселения славян по Одеру-Нейсе), Бранденбург, Голландия, Фрисляндия (территории на побережье Северного моря).
1040
О соотношении понятий «монастырь» и «конвент» см. примеч. 6 к «Предисловию Элизабет Штагель» «Жития сестер обители Тёсс» Э. Штагель.
Центральная Европа
(южная Германия, восточная Швейцария, Эльзас, Австрия)
До нас дошел перечень монастырей доминиканок обеих провинций. Он был, как полагают, составлен сразу после преобразований 1303 года и содержится в «Codex Cracoviensis» fol. 117—118 (см.: Quetif, Echard 1719—1721/1: X; Martene, Durand 1724—1733/6: 545—548; Wilms 1928: 15—20). Согласно «Краковскому кодексу», в начале XIV века в Тевтонии насчитывалось шестьдесят пять, а в Саксонии — девять женских конвентов. Нас интересуют прежде всего девять конвентов орденской провинции Тевтония, письменность и духовные практики которых являются предметом настоящей работы. Имеются в виду монастыри Унтерлинден, Адельхаузен, Кирхберг, Готтесцелль, Отенбах, Тёсс, Катариненталь, Энгельталь и Вайлер. Уже при предварительном знакомстве с ними угадывается, что мы имеем дело с общим явлением. Перед нами конвенты одного поколения, напрямую либо косвенно связанные друг с другом, расположенные на компактной территории. Все основаны в 30-х — начале 40-х годов XIII века из местных общин бегинок, все окормлялись доминиканцами, все инкорпорированы в Орден проповедников Иннокентием IV в 1245—1246 годах. Все ввели высокий имущественный ценз, а потому имели своими насельницами представительниц среднего дворянства либо городского патрициата, исповедовавших принципы евангельской бедности, причем крестьянки и горожанки из неимущих слоев становились сестрами из мирян, терциариями (Laienschwester), выполнявшими функции прислуги. Многие приняли Устав Святого Августина, который иногда (Адельхаузен, Тёсс) сочетался с конституциями монастыря Св. Марка в Страсбурге. Все пережили экономический и культурный расцвет на рубеже XIII—XIV веков, отраженный в памятниках их письменности, и упадок в веке XV. Во всех, наконец, на протяжении столетия составлялись сестринские книги — по своей типологии народные книги позднего Средневековья, соотносимые с книгами о плутах, шутах, дураках (см.: Реутин 2009), — уникальный жанр которых исчерпывается девятью памятниками, созданными в названных конвентах.
Изучив истории интересующих нас обителей, известный медиевист Г. Грундманн разделил их на две разновидности. Первая предполагает «развитие из свободной, по собственному почину возникшей общины женщин, ведущих образ жизни бегинок, в женский доминиканский монастырь» (Grundmann 1935: 223). Она представлена историями обителей Адельхаузен, Тёсс, Катариненталь, Энгельталь. Вторая разновидность имеет в виду образование женских общин под воздействием доминиканской проповеди и при кураторстве братьев проповедников с самого начала. Выполняя функции учителей, духовников, проповедников, доминиканцы при этом не принимают участия в строительстве и хозяйственной организации быта (см.: Ibid.: 229). Такая разновидность представлена историями монастырей Св. Марка, Унтерлинден, Отенбах. Как бы, однако, ни складывалась жизнь каждой общины после ее основания — обеспечивалось ли существование трудом своих рук (Отенбах) либо имелись учредитель и спонсор (Адельхаузен, Кирхберг, Тёсс, Катариненталь, Энгельталь), — всё в дальнейшем напрямую зависело от заработанной общиною славы, распространяющейся в окружающих ее областях. Именно эта молва привлекала в обитель представительниц богатых родов и, соответственно, деньги. Признаком здорового развития общины, обычно насчитывавшей от 50 до 130 насельниц, был запрет на принятие новых членов, если принятию не предшествовала кончина одной, а то и двух сестер.
За временными и пространственными пределами рассматриваемой нами традиции, хотя и в непосредственной близости от нее, находился литературный кружок цистерцианского монастыря Хельфта, расположенного в окрестностях города Айслебен (ныне — земля Саксен-Анхальт) [1041] . Пережив расцвет в 70-х — 90-х годах XIII века, то есть в самом начале складывания женской доминиканской традиции, он оказал сильнейшее влияние на нее — по крайней мере, в Баварии и, шире, в восточных районах доминиканской провинции Тевтонии. К кружку обители Хельфта принадлежали Мехтхильда Магдебургская, Гертруда Великая и Мехтхильда Хакеборнская.
1041
Монастырь подчинялся цистерцианскому уставу, хотя не был признан Орденом, и курировался доминиканцами (см.: Ruh 1990—1999/2: 298). История монастыря до сих пор не написана; впрочем, см.: Ганина 2014: 299—301.