Живое проклятье
Шрифт:
Мне всегда нравилось сравнение нашего мозга с компьютером. Однако в этом веке я такой метафорой поделиться ни с кем точно не смогу.
— Так, если мне память не изменяет, вас зовут Геннадием, верно?
— М-можно п-просто — Гена, — ответил ученик кузнеца.
— Ген, в ближайшую неделю, пока будет проходить лечение, работать тебе нельзя, — произнёс я. — Поговори с кузнецом. Если хочешь, я могу написать ему справку или… Или зайду лично, когда буду снова закупаться материалами. Если он не хочет лишиться своего ученика, ему придётся с этим смириться.
— Н-нет, не беспокойтесь, — помотал головой Гена. — С-сергей Петрович — хмурый и немногословный человек, но он очень п-понимающий. Он не откажет. Только скажите, ч-что нужно делать, ч-чтобы выздороветь?
А это — прекрасный вопрос, Гена!
Я, конечно, могу стимулировать его эпифиз, чтобы тот начал вырабатывать много мелатонина — гормона сна, но что-то мне подсказывает, что проблему это не решит. Для начала нужно разобраться в причине. А для этого, возможно, мне придётся немного «поиграть» в психолога.
— Ген, скажи, пожалуйста, а что произошло две недели назад? — поинтересовался я.
— В к-каком смысле?
— Я подозреваю, что заикание и бессонницу вызвал какой-то травмирующий случай, — ответил я. — Может, тебя что-то расстроило или испугало?
Пациент тут же поник.
— Папку моего в Садах убили, — прошептал он. — Он т-там за к-кражу сидел. Не знаю, ч-что случилось, но от него один л-лишь пепел остался.
Проклятье… Не нужно даже гадать, что там случилось на самом деле. Он перешёл дорогу Рокотову. Я помню, как Леонид изжарил молнией одного из своих людей за то, что тот не добил сына барона.
— А у м-меня никого, кроме него больше н-не было. Только отец и м-мой наставник — Сер-ргей Петрович.
Всё куда проще, чем я думал. Сочувствую, конечно, парню, но если рассуждать в рамках его здоровья — ему повезло. Окажись проблема в нервной системе или эндокринных органах — и я бы без лабораторных анализов вряд ли смог чем-то ему помочь.
Но даже так… У меня есть всего одно средство, которое может сгладить эти симптомы. Но если я его назначу — нарушу закон.
Речь о моём снотворном порошке, который я недавно извлёк из отвара при помощи сил Игоря. Я на себе испробовал это вещество — оно не только усыпляет, но и успокаивает. Когда я, приняв этот порошок, встретил посреди ночи домового, мне было практически всё равно, что произойдёт со мной или с ним — полное безразличие. Ещё повезло, что я смог принять верное решение и не попытался прикончить Доброхота.
Причём все порошки у меня сейчас с собой — в сумке. Я на всякий случай прихватил их, чтобы передать знакомому Синицына, если переговоры пройдут гладко. Но готов ли я рискнуть и отдать часть пациенту?
Тьфу, да какие тут могут быть сомнения?! Либо я помогу ему порошком, либо не помогу никак! А клятва лекаря бдит. Не стану спасать Геннадия и тут же поплачусь за это. Нет, мне определённо стоит поделиться с ним снотворным.
— Значит так, Гена, — произнёс я,
— Я в-вам верю, — кивнул парень.
— Но тебе никому рассказывать об этом лекарстве нельзя, — уточнил я. — Орден лекарей запрещает нам лечить людей травами. Пока что.
— К-клянусь, ни одна жи-живая душа об этом не узнает! Т-только помогите мне, п-пожалуйста. Я больше так не могу, — ответил парень.
— Чайная ложка дома есть? — поинтересовался я.
— Есть.
— В стакане кипячёной воды разведёшь одну ложку порошка — и перед сном выпьешь. И так всю неделю, — объяснил я. — Понял меня?
— Д-да, Алексей Александрович!
— Тогда держи, — я протянул Гене маленькую мензурку с порошком.
— Н-но… Сколько это будет стоить? — поинтересовался он. — Это ведь не входит в ваши п-прямые обязанности?
— Не входит, — ответил я. — Бесплатно отдать не могу, но и без лекарства тебя не оставлю. Накинешь полтора рубля, когда они у тебя накопятся. Через месяц-два — неважно. Главное — сохрани это в тайне.
Довольный ученик кузнеца покинул мой кабинет и убежал домой. Я был уверен, что всю эту неделю он будет отсыпаться, как медведь зимой. Если человек пропускает хотя бы одну или две ночи — затем приходится компенсировать двенадцати или шестнадцатичасовым сном.
А уж если Геннадий не спал две недели… Даже представить сложно, какой перезагрузки жаждет его мозг.
Жаль только, что пришлось отдать целиком весь образец снотворного. Если знакомый Синицына будет брать мои изобретения сегодня, поделиться этим порошком я уже не смогу. Да и плевать! Зато человеку помогу — а это главное.
После ученика кузнеца через меня прошло ещё пять человек, а затем приём прекратился. Больше никто в мой кабинет не заходил. Я вышел в фойе и тут же наткнулся на Синицына.
— Всё путём, Алексей! — улыбнулся он. — Я своих тоже быстро раскидал. Родников уже перетащил оставшихся к себе. Можем отчалить пораньше, я ведь ещё даже с извозчиком договориться не успел. А пешком до Малиновки — путь не близкий.
— Тогда не теряем времени, бежим на привокзальную площадь! — воскликнул я, затем вернулся за сумкой, накинул пальто и побежал за Синицыным на поиски транспорта.
Как назло, ни одной повозки, ни одной лошади! Пусто.
— Да что б мне Грифон свои перья запихал прямо в за… — прокричал Синицын.
— Тише! — перебил его я. — Я слышу…
— Что ты слышишь? Ни одной повозки нет! Я как знал, что нужно было заранее договариваться…
— Да заткнись ты наконец! — не выдержал я. — Я цокот слышу. Кажется, на соседней улице едет повозка.
Без лишних слов мы с Ильёй рванули через проулки к Московской улице. Однако, оказавшись там, Синицын тут же затормозил.
— О-о… Дело-дрянь, — заключил он. — Это — барон Елин. Нам он точно не по…
— Иннокентий Сергеевич! — прокричал я. — Остановите карету!