Жизнь после Жары
Шрифт:
Никки и Олива не спеша возвращались домой после вечерней прогулки. Из Северодвинска они вернулись где-то час тому назад; парни, проводив их, разбрелись по своим домам, но девушкам перед сном захотелось ещё немного прогуляться.
— Ну как, тебе понравилась поездка в Севск? — спросила Никки.
— Супер! — восторженно отвечала Олива, — Особенно мне понравилось, как мы на каруселях катались, помнишь? Особенно на этой, как её…
— На орбите, — подсказала Никки.
— Да! Точно. На орбите, — Олива радостно заулыбалась, — Как
— Паша скромный, — заметила Никки, — Он бы сам ни за что не решился.
— Ну и хорошо, что он скромный. Вон Салтыков у меня был нескромный — чё хорошего? Этому вообще ссы в глаза — всё Божья роса. А Тассадар… Боже, какой он красивый… Он мне стихи читал… А какие у него глаза бездонные…
— Влюбись, тебе недолго.
— Ну а ты разве в Кузьку не влюблена?
— Да-а, — мечтательно произнесла Никки, — Мне с ним так теплооо….
— Я поистине чувствую к Тассадару что-то необыкновенное! Он — принц, настоящий принц! Ну как тебе это объяснить…
— Оля, не надо его идеализировать. Паша не принц.
— Ну вот, опять ты… Нельзя и помечтать немножко. Нет у тебя никакой фантазии!
— Ну мечтай, мечтай. Только не говори потом, что тебя не предупреждали.
— Конечно, о таком парне, как он, мне лучше и не мечтать, — вздохнула Олива, — Но всё равно я так счастлива, что сегодняшний день был в моей жизни! Такое море позитива, что у меня аж рот болит от улыбки…
— А какие вкусные блинчики мы сегодня ели! — вспомнила Никки и облизнулась, — Я съела с творогом и с клубничным джемом…
— А я с грибами и с капустой, — подхватила Олива, — Они были такие вкусные! Я наелась так, что еле-еле вылезла из-за стола…
— Меня удивляет, как ты радуешься здесь всему, — заметила Никки, — Ведь в Москве гораздо больше всего, чем здесь! И не скажешь, что ты из Москвы приехала…
— Ну и что, что там больше всего, — отмахнулась Олива, — Там у меня нет главного — друзей. А без этого всё остальное теряет смысл.
— Ну, так-то да…
— Ах, как хорошо, отлично! — Олива радостно засмеялась и побежала вприпрыжку, болтая руками как ребёнок, — Как здесь всё круто, клёво, здорово! Я так рада, так рада, что я сюда… — она внезапно остановилась как вкопанная; восторженная улыбка медленно сползла с её лица, — Прие… хала… — упавшим голосом докончила она.
Как солнечное затмение, когда посреди ясного безоблачного дня вдруг ни с того ни с сего наступает ночь — так внезапно и совершенно неожиданно пропало куда-то полуденное солнце Оливиной радости. Всё, что секунду назад делало её такой счастливой — любимый Архангельск, любимые друзья, вкусные блинчики в кафе «Чайная ложка», карусель «Орбита», Медозеро, «морской бой» в автобусе, чайки, парящие над заливом, заросли тростника
— Смотри, — только и сказала Олива, показывая пальцем на серебристо-серую машину-иномарку, припаркованную у тротуара, возле которого они шли.
— Что это? — не поняла Никки, следя за направлением Оливиного пальца.
— Машина. Это машина, — убитым голосом отвечала она, — Серебристо-серая «Ауди».
— Нет, это скорее «Мицубиси»…
— Всё одно, — отмахнулась Олива, — Я в этих иномарках не разбираюсь.
— Ну и чего?.. — спросила Никки, не понимая, почему какая-то там машина произвела на Оливу такое удручающее впечатление.
— Ты видела эту машину сегодня утром, когда мы здесь проходили?
— Н-нет, кажется… точно, не видела… — растерянно пробормотала Никки.
— А вчера? — допытывалась Олива.
— И вчера её здесь не было…
— Вот то-то и оно. Не было.
Девушки молча посмотрели на машину. Острая догадка молнией пронзила их обеих в один и тот же момент.
— Постой… Не хочешь ли ты сказать, что…
— Да, Никки, да! Именно это я и хочу сказать! Я прекрасно помню эту машину. Эта «Мицубиси», — Олива возвысила голос, — Эта «Мицубиси» принадлежит ни кому иному, как братьям Салтыковым! На ней они ездили в Питер и теперь приехали обратно!!!
И, забыв обо всём на свете, сама не соображая толком, зачем и с какой целью, Олива вскочила на тротуар и быстрыми шагами кинулась к подъезду Салтыкова.
— Он тут, — сказала она, поворачиваясь к Никки, — Мы должны немедленно проникнуть в его подъезд.
— Оль, может, не надо?..
— Надо! — жёстко отрубила Олива, — Он, наверное, думал спрятаться от меня — ан нет, не тут-то было! Теперь мой ход. Ему придётся ответить передо мной за всё…
— Что ты собираешься делать?
— Для начала — проникнуть в его подъезд. Потом подняться на седьмой этаж. Потом… я спрячусь за стеной, а ты позвонишь в его дверь.
— А почему я?..
— Потому что мне он точно не откроет.
К подъезду подошёл какой-то мужчина средних лет и открыл домофонную дверь. Никки и Олива хотели было юркнуть в подъезд вслед за ним, однако мужчина, вероятно, что-то почувствовав, обернулся и вопросительно воззрился на девушек.
— Вы чего тут? — сердито спросил он, — Что вам тут надо?
— Нам… нам туда надо…
— Вам туда не надо, — жёстко отрубил мужик, — Вам там делать нечего! Ишь, ошиваются тут… Хулиганки… — проворчал он себе под нос и захлопнул за собой подъездную дверь, оставив девушек на улице.
— Бе-бе-бе! — Олива показала язык вслед сердитому мужику.
— А почему ты думаешь, что Салтыков тебе не откроет? — спросила Никки.
— Чувствую. Я всегда чувствую…
Между тем, к подъезду приблизился парень, издалека очень похожий на Салтыкова.