Жизнь после Жары
Шрифт:
Он отошёл на пару шагов, но, обернувшись, увидел, что она по-прежнему сидит на скамье. Олива сидела, понурив голову, такая жалкая и одинокая, что у Салтыкова в душе шевельнулось что-то, и заставило его вернуться.
— Мелкий, ты тоже иди к себе домой. Не сиди долго, ладно?
Олива молча продолжала сидеть на скамье. Он погладил её по волосам и пошёл, не оборачиваясь. Пройдя спокойно шагов десять, сорвался на бег и побежал от неё как подорванный…
Она же продолжала сидеть на скамье и долго неподвижно
Глава 56
Дверь открыл Ярпен. Олива молча скинула ботинки в коридоре и, так же молча пройдя в спальню, рухнула на постель.
— Ну как? — спросил Ярпен, присаживаясь рядом с ней и осторожно поднимая с её лица волосы.
— Плохо... Я ненавижу сама себя...
— Но ты довольна, что с ним встретилась?
— И да, и нет... Он ушёл... А я опять почувствовала себя использованной туалетной бумагой... Он может делать со мной всё что хочет... А мне... мне не за что уважать себя...
— Олив, но ведь ты сама внушила себе это. Как сама себя поставишь, так и будет, — сказал Ярпен, — Надо быть сильной.
— Кроме того, он не любит тебя, — добавила Никки, — Он прятался от тебя в Питере. Он не видел тебя полгода, и даже не захотел провести с тобой остаток вечера!
— Он сказал, что устал и хочет спать...
Эсэмэска Салтыкова прервала все их разговоры. Дрожащими пальцами Олива вскрыла её, но там было всего три слова: «Мелкий, чё делаешь?»
— А ты говоришь — спит, — сказала Никки, — Кабы спал, так не писал бы тебе, наверное, этих глупых эсэмэсок...
— Не отвечай, — Ярпен отнял у Оливы телефон, — Имей хоть каплю гордости. Он же тебя ни во что не ставит, неужели ты не видишь?!
— Отдай!
— Не отдам, — твёрдо сказал он, — Или отдам, но при условии, что ты не будешь ему ничего отвечать.
Внезапно зазвонил телефон Никки. Это был Салтыков.
— Будешь с ним разговаривать? — спросила она.
Олива молча взяла трубку.
— Алло, мелкий. Чё делаешь?
— Ничего, — коротко выдохнула Олива, ёжась под пристальным взглядом Ярпена.
— А почему не отвечаешь?
— Ты же спать собирался...
— Да вот, не спится чего-то. Разволновался...
— Так может тогда мы... встретимся?.. — робко прошептала Олива.
— Нет, мелкий, я тут решил ещё поработать...
— Понятно. Пока, — сказала она и нажала на отбой.
На следующий день погода выдалась пасмурная, и Никки объявила для всех банный день. С утра мылись, стирались, меняли постельное бельё. Олива провела в ванной два часа, дважды намылив голову и тело и трижды вычистив зубы. Все прекрасно понимали, для кого она так намывается, также понимали, что зря она это делает, и друзьям всё это наблюдать было грустно и больно.
Между тем, стрелки часов незаметно подбирались к пяти. Оливу охватило волнение.
У Оливы в глазах стояли слёзы, когда она их красила. Минута — и они ручьём потекли на щёки, смазали тушь и пудру. Не смей реветь, ты сейчас не должна реветь, убеждала она себя, ты должна выглядеть так хорошо как никогда. И всё-таки Олива не могла заставить себя перестать реветь, ибо тому, для кого она так тщательно наряжалась, было всё равно. Она знала, что Салтыков не позвонит.
Четыре. Полпятого. Без двадцати пять.
Он не позвонил.
Олива не выдержала и написала ему эсэмэску: «Ты где?»
Ответа не последовало.
— Куда ты собираешься, Олив? — спросил её Ярпен, подходя к зеркалу сзади.
Она ничего не ответила и яростно вонзила расчёску в свои пышные кудри.
— Олив, — он взял её за руку, — Давай сядем и поговорим.
Она послушно села на кушетку рядом с Ярпеном.
— Ты собираешься к нему, я знаю, — сказал Ярпен, глядя ей в глаза, — Олив. Я знаю, это тяжело. Но ты не должна…
— Позволь мне самой решать, что я должна и чего не должна! — Олива резко вырвала у него свою руку и отвернулась, едва сдерживая слёзы.
— Олив, но ты же видишь, он тебе не звонит…
— И что? Я всё равно с ним встречусь! Я должна поставить точку, наконец!
— Вот это правильно, — одобрил Ярпен, — Точку надо поставить. Но — именно точку, а не запятую. Ты понимаешь, о чём я.
— И куда ты сейчас пойдёшь? — Никки выглянула из спальни, — Опять будешь стеречь его возле работы? Оля, это неразумно…
— Чего вы её держите? Пусть идёт, если хочет, — вмешался Кузька, — Нравится ей унижаться — пусть унижается. Иди, Олив.
Олива проигнорировала выпад Кузьки и, накинув куртку, выбежала из квартиры.
— Я пойду с ней, — сказал Ярпен и тоже вышел, захлопнув дверь.
Глава 57
На улице моросил дождь. Олива, держась за руку Ярпена, стремительно тащила его вперёд по лужам, туда, где белым сахарным куском мелькала за кронами деревьев высотка. По мере того, как путники приближались к этой высотке, Олива всё более и более ускоряла свой шаг, пока, наконец, не сорвалась на бег.
— Сколько времени? — запыхавшись, спросила она у Ярпена и вихрем влетела в подъезд высотки.
— Двадцать пять минут.
— Какого?
— Шестого.
— Успели… Слава Богу… — облегчённо выдохнула она и прислонилась спиной к колонне вестибюля.
Ровно в половине шестого из высотки потекли потоки служащих. Салтыкова среди них не было.
Полшестого. Без двадцати шесть. Семь. Семь пятнадцать.
Салтыков из высотки не вышел.
— Может, он ушёл раньше? — высказал соображение Ярпен.