Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах
Шрифт:
Как известно, решительность и храбрость Л. Брик сыграли определяющую роль в судьбе Сергея Иосифовича Параджанова. Лили Юрьевна сначала добилась ослабления режима его содержания в колонии, а затем и его освобождения. Для этого ей пришлось в очередной раз обратиться к Луи Арагону [175] — тот попросил лично вмешаться в ситуацию Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева. Совсем скоро режиссёр оказался на свободе… А Майю Михайловну Лили Юрьевна познакомила у себя дома со студентом консерватории и в будущем великим композитором Родионом Щедриным, который вскоре стал её мужем.
175
Луи Арагон периодически
11 ноября 2021 года, в день 130-летия Лили Юрьевны, Родион Константинович Щедрин дал небольшое, но очень личное интервью «Российской газете», в котором рассказал о том, что «люди, которые в моей жизни оказали на меня огромнейшее влияние, — мой отец, мой друг Андрей Вознесенский и Лиля Брик. И это правда. Чем дальше уходит время, тем я всё чаще думаю: в моей судьбе её салон сыграл большую роль — во-первых, потому что там я встретился с Майей…» (цит. по И. Вирабов. Российская газета. 11.11.2021. № 256).
С. И. Параджанов и С. И. Щербатюк в киевской квартире.
Фото из семейного архива С. И. Щербатюк
Л. Брик шёл уже 87-й год, когда 12 мая 1978 года в своей городской квартире на Кутузовском проспекте она упала и сломала шейку бедра. Большой боли травма не доставляла, но постельный режим до конца жизни ей был точно гарантирован. Дача в Переделкино, которую она и Василий Катанян делили со вдовой писателя Всеволода Иванова, куда её и перевезли в начале июня, теперь становилась для Лили Юрьевны единственным местом постоянного пребывания, и это несмотря на немедленную борьбу с вынужденной неподвижностью. Над её кроватью была установлена металлическая трапеция — так она тренировала руки, надувала воздушные шарики, заставляя работать лёгкие, но возможности вернуться к прежнему относительно активному образу жизни у неё уже не было.
Без привычной элегантности ей пришлось принимать у себя издателя Карло Бенедетти, который привёз в Переделкино только что изданную им в Италии книгу «Лиля Брик и Маяковский», но тем не менее из Парижа был срочно вызван трогательно влюблённый в Лили Юрьевну в её последние годы тридцатилетний художник и романист Франсуа-Мари Банье для не менее трогательного прощания.
К своему уходу Лили Брик, в точном соответствии с традициями Серебряного века, готовилась заранее: «Я умереть не боюсь, у меня кое-что припасено. Я боюсь только, вдруг случится инсульт и я не сумею воспользоваться этим „кое-чем“». 4 августа 1978 года, воспользовавшись отсутствием Василия Абгаровича, она приняла большую дозу сильного снотворного — нимбутала. В школьной тетрадке, лежавшей рядом с кроватью, успела написать:
«В моей смерти прошу никого не винить.
Васик!
Я боготворю тебя.
Прости меня.
Все друзья, простите…
На смертном одре Лиля Юрьевна была одета в белое домотканое платье с украинской белой гладью, вышитой по вороту и рукавам, которое ей когда-то подарил Сергей Параджанов. Он же положил ей на грудь ветку рябины, смотревшуюся необычайно элегантно.
Прощание прошло 7 августа здесь же в Переделкино, после него участники панихиды отправились в крематорий на Донском кладбище, где в уже казавшемся страшно далёким 1930 году состоялась кремация тела Первого поэта Революции.
Только благодаря усилиям К. М. Симонова в «Литературной газете» за 9 августа 1978 года в нижнем углу на 3-й странице был помещён скромный некролог,
В отличие от советских, западные СМИ синхронно откликнулись на смерть такой заметной в истории литературы XX века женщины — во Франции, ФРГ, Италии, США, Швеции, Канаде, Индии, Чехословакии, Польше, Японии были опубликованы многочисленные некрологи, памятные статьи с её фотографиями:
«Поэты, артисты, интеллектуалы и многочисленные друзья до конца её дней приходили к Лиле, пленённые её обаянием и неутихающим интересом ко всему, что творилось вокруг».
«Ни одна женщина в истории русской культуры не имела такого значения для творчества большого поэта, как Лиля Брик для поэзии Маяковского. В смысле одухотворяющей силы она была подобна Беатриче».
«Если эта женщина вызывала такую любовь, ненависть и зависть — она не зря прожила свою жизнь».
Французская Figaro вышла с заголовком «Лиля, люби меня!» (строчкой из предсмертной записки В. В. Маяковского).
Сразу же после смерти супруги Василий Катанян организовал перевод книги «Лиля Брик и Маяковский» с итальянского на русский язык, размножил машинописный текст, который переплёл, сопроводил предисловием, в качестве которого использовал статью-некролог героя французского Сопротивления, поэта-коммуниста Жана Марсенака «Лиля Брик — волшебница», опубликованную в L’Humanite 7 августа 1978 года.
Этот «самиздат» он дарил самым близким друзьям.
В. Катанян нашёл в бумагах жены адресованное ему завещание-распоряжение развеять её прах в «чистом поле». Однако просто так взять урну с прахом в советском крематории, не оформляя место под захоронение, было нельзя, это и сейчас сделать невозможно. На помощь пришли писатель Арсений Ларионов, работавший тогда заместителем главного редактора по культуре газеты «Советская Россия», и его товарищ — директор пансионата «Солнечная поляна» под Звенигородом Геннадий Попов, который был ещё и местным депутатом. Он-то и сумел организовать от имени Волковского сельсовета ходатайство в крематорий о выдаче урны. Позднее Василий Катанян попросил Геннадия Попова подыскать недалеко от пансионата подходящее для захоронения праха место — так красивая поляна в берёзовой роще стала местом упокоения Лили Брик. Местным бульдозеристом Борей Винокуровым сюда был привезён большой гранитный камень бурого цвета, на котором художник Владимир Грехов выбил знаменитый треугольник из букв «Л. Ю. Б.», повторяющих всё ту же креативную гравировку на золотом кольце-амулете: бесконечные буквы Л. Ю. Б. Л. Ю. Б. Л. Ю.
До прозрачности бледна, Молча в чёрное одета, Вот проходит «Я — вдова Знаменитого поэта»… Только было ли всё это? Или это лишь слова? Лишь игра теней и света? Хоть, бесспорно, жизнь прошла, Песня до конца допета, Я всё та же, что была, И во сне, и наяву С восхищением живу.Такой невероятно стильный «уход» из жизни Л. Брик не мог оставить никого равнодушным. Константин Михайлович Симонов, который продолжал отчаянно бороться за Лили Юрьевну, особенно когда партийные чиновники решили окончательно вычеркнуть имя «вдовы Маяковского» из биографии революционного поэта, и чьими невероятными усилиями удалось восстановить растащенную по музейным кладовым выставку «XX лет работы Маяковского», будучи уже тяжело больным, интересовался у В. А. Катаняна, каким образом и где было исполнено завещание Лили Юрьевны.